— Хорошо еще, что вы сейчас заехали сюда, а то попали бы в лапы к белым. Как ты считаешь, ведь несправедливо же, чтобы наша армия умирала с голоду, батраки работали день и ночь, а хозяин твердил и твердил бы: «Нет ничего! Нет ничего!»
— Само собой, это несправедливо, — не задумываясь, подтвердил Уга.
Ешка и Крыш вышли во двор, а хозяин, размахйвая руками, показывал им на клеть.
Уга тоже шагнул к двери.
— А ты, брат, собирайся, если надумал.— на ходу бросил он Алексису.
— Да и вы не задерживайтесь, а то поздно будет,— сказал Алексис.— В клети ничего не найдете,’одни семена. Все попрятано, а где — не знаю.
Они вышли в темные сени, дверь с шумом захлопнулась за ними.
Хлопнула вторая дверь. Уга поспешил к саням. Алексис постоял в дверях, припоминая события прошедших дней. Потом провел рукой по лицу.
Значит, это позади. Теперь уже ничего не изменишь... Тайник обнаружат, и хозяин быстро смекнет, кто виновник. И тогда его не только выгонят на мороз, но и вздернут, пожалуй. Алексис стал взбираться по лестнице на чердак. Под его тяжелыми шагами потолок задрожал, бычьи пузыри закачались, словно собираясь улететь, а из связок лука посыпались луковицы.
Выходя из дому, он столкнулся в дверях с хозяйкой. Она с удивлением посмотрела на Алексиса, нарядившегося, как на праздник,— кирзовые сапоги, полушубок, ушанка, в руках узелок.
— Ухожу я. А здесь только одежда — пока у вас работал, порвалась,— сказал он и потряс узелком.
Хозяйка что-то умильно забормотала, но Алексис не слушал ее.
Он вышел из дому и зашагал по заснеженной аллее к большаку.
В #лети действительно не было никаких припасов. Не хватало даже до нормы.
Хозяин не из бедных, земля здесь хорошая, значит, хлеб должен быть — это Ешка отлично понимал. Но чтобы найти его, надо время. Одних стогов сена не меньше трех, гумно, ток, хлеб, огромные кучи хвороста... Хозяин нарочно медлил, ждал наступления темноты: тогда волей-неволей пришлось бы ограничиться осмотром клети. Поглаживая бороду, он словно скрывал под ней хитрую усмешку: руки, мол, у вас коротки.
Действительно, что делать? Солнце уже над самыми верхушками деревьев. Перерывать все кучи хвороста, стога, чердаки и хлев немыслимо.
— Может, на ночь останемся? — спросил Криш.
— Это как вам угодно! На конюшне лошадям места хватит, — с готовностью ответил хозяин.
— Не нужна нам твоя конюшня! — проворчал Ешка.
Что же'делать? Хозяин не сознается. Добрый, услужливый, но хлеба у него не выпросишь. А руки о него марать никому не хочется.
— Ну что, нет так нет,— сказал наконец Уга.— Раз не показываешь, где припрятал, будем искать сами! Но тогда уж жалости не жди. Что найдем — все наше.
— Ваше дело. Ищите, если не верите, — с фальшивым смирением произнес хозяин, но глаза у него блестели хитроватой усмешкой.
— Начнем по порядку: гумно, хлев, стога соломы.
Стрелки устали. Не к добру, видно, заехали они в этот дом. Но и уезжать посрамленными, не солоно хлебавши, не хотелось. Вдруг что-нибудь удастся обнаружить?
На гумне было пусто. Ткнули в кучу соломы, что лежала в углу, в мякину. А дальше голый потолок, стены. Здесь нечего было задерживаться.
Когда ворота уже закрыли и товарищи поспешили дальше, Уга наткнулся на сметенные в кучу высевки под низкими задворками. Проходя мимо, он .нагнулся и пошарил рукой. Нащупал угол мешка:
— Эй, ребята, тут что-то есть!
Уга и Крит принялись разгребать высевки. Восемь мешков, набитых доверху. Когда Ешка развязал один из них, на руку полилось тяжелое золотое зерно. Пшеница!
Хозяин стоял в стороне, не зная что делать. Но никому не хотелось смотреть на него. Ешка что-то написал, вынул из кармана печать, подышал на нее и прихлопнул. Потом молча сунул хозяину в руки. И сани,4 груженные мешками, поскрипывая, выехали за ворота.
А хозяин бросился в комнату:
— Ну, Лексис, теперь ты у меня попляшешь.
А Лексис уже дожидался обоза на дороге.