— Не горячись, Рейнис! Не горячись! — вступился Калнуснис. Он уже придумал, как буяна из корчмы выманить. — Человек не скотина, не годится его через силу поить. А вот лошадок мзжно пивом напоить.
— Давай лошадей напоим! Здорово придумал! Что мне, жаль для них ящик выставить!
Виксне предложение пришлось по душе.
И долго еще трое хозяев поили пивом лошадей из бутылок. Наконец с помощью Иона кое-как удалось уложить Виксну в фуру, прикрыли сверху попоной, и застоявшиеся лошади весело покатили...
Домой гуляки явились поздно. Первым доехал Ма-лынь. У того хутор верст на двенадцать ближе. Последним добрался Рейнис Виксна — его дом в полверсты от Калнусниса.
Домочадцы, на сенокосе за день намаявшись, спят без задних ног. но вот залаяли собаки. «Какого рожна еще брешут», — дивится работник Густ Целм, протирая спросонья глаза. Хозяина вроде бы еще домой не ждут. Да и с чего б тогда лаять собакам? Но хозяйский гнедой мерин стоит перед конюшней, незнакомый верзила топчется у фуры, а самого хозяина что-то не видать.
— Приятель, чей это дом? — спрашивает Ион, выходя навстречу Густу. — Конь встал и ни с места.
— Дом-то наш! А тебе чего?
Густ опять принимается протирать глаза; конь и фура — все хозяйское, но кто ж этот парень?
— Я вам хозяина привез, если только дом не перепутал. Да уж. верно, лошадь знает свой дом.
— Хозяина?.. Неужто помер? Так я сейчас хозяйку кликну!
— Нет, погоди! Просто пьян в дымину! А я к нему в работники нанялся. — Вуцан приветливо протягивает руку.— Здорово, приятель! Значит, вместе нам работать!
Совместными силами Рейниса Виксну перетащили в хозяйскую половину, потом работники снова вышли во двор. Густ Целм отвел Вуцана на сеновал с остатками прошлогоднего сена. Покружил еще по двору, лошадей зашел проведал, накинул скобу на дверь конюшни и обратно на остывшую постель...
И собаки наконец угомонились. Забрались в самую гущу сирени, свернулись в клубок и дремлют, лишь изредка приподнимут морду — послушают, понюхают...
Ион, зарывшись в сено, думал о новой работе, об ушедших днях революционной свободы, о верховьях Даугавы, но мало-помалу мысли его обрываются...
Разбудил его луч солнца, сквозь щель в крыше упавший на глаза... Часов у Иона нет. Да и куда ему торопиться? Перевернулся на другой бок, решил спать, пока не разбудят.
И опять проснулся. Солнце уже высоко. Про Иона, видно, забыли. Ну и пусть! Не самому ж ему искать работы. Он тут никого и ничего не знает. Пьянчуга-хозяин, проспавшись, может, и не захочет его признавать...
— Эй, там на сеновале! Спускайся вниз, хозяин зовет! — кто-то кричит басовитым голосом, поднявшись до середины лестницы. Для вящей важности раз-другой постучал о перекладину и полез обратно. Вспомнили наконец!
Отворив дверь дома, Вуцан рот раскрыл от удивления: перед ним при всех своих регалиях стоит блюститель общественного порядка и, направив на него револьвер кричит:
— Руки вверх!
Ион поднял руки, глаза вытаращил, даже назад попятился, и все глядит в недоумении то на одного, то на другого — на хозяина, Густа Целма, незнакомую женщину. Что за шутки?
После того как полицейский велел обыскать его карманы, продолжая потрясать револьвером перед носом Иона, тут уж он сообразил, что это не шутки.
Густ Целм, которому было велено вывернуть его карманы, выкладывает на стол добытые трофеи: спичечный коробок, свечной огарок, две-три щепотки табака и огрызок карандаша....
■*— Снимай сапоги! Шапку! — кричит полицейский. Тут уж он сам производит осмотр. Сорвав ветхую подкладу, старательно ощупывал шапку, но, не найдя в ней ничего, с досадой швырнул ее на пол. Запустил руку в голенище сапога, придирчиво оглядел худые ранты.
— Осмотреть рубашку! — подает голос хозяин.
— Снять рубашку! Рубашку! — командует полицейский.
Густ Целм в замешательстве. Не привык он господам перечить! Растерянно глядит на полицейского, на хозяина.
— Извините, господа. На нем... на нем нет рубашки...