— Это подозрительно! — писклявым голосом вставляет хозяйка, до сих пор молчавшая.
— Ну, говори, куда спрятал рубаху?
— У меня ее и не было...
— Не было? — Хозяйка даже руками всплеснула. — Слышите, люди добрые? У него не было рубахи! Врет и не краснеет!
— Говори, куда рубаху дел? — продолжает допрос полицейский.
— Да что вам далась моя рубаха? И что вам вообще от меня надо? Я, хозяин, нанялся к вам работать... Что вы от меня хотите?
— Хочу свои деньги обратно вернуть! — крикнул Викс-на, сверкнув на него глазами. — Куда спрятал мои деньги?
— Ваши деньги?! — Вуцана будто оглушили. То ли хозяин спятил, то ли сам он рассудка лишился.
— Да, да, деньги, которые ты украл .у хозяина! — опять взорвался полицейский.
Ион хлопает глазами. В самом деле, если он не сошел с ума, значит, угодил в сумасшедший дом. Да что у них здесь происходит?
— Знать не знаю ни о каких деньгах! Ничего я не брал. Оставьте меня в покое.
— Ишь чего, жулик, захотел — оставьте его в покое! Отдашь по-хорошему или нет?
— Отпирается, паршивец! — заискивая перед хозяином, бормочет Густ Целм.
От неожиданности парень пошатнулся, схватился было за спину, но тут же выпрямился:
ч— Вы что? Руки прочь! Да я вас...
Блюститель порядка невольно подался назад. Присел, не выпуская из рук револьвера, задумался, что делать дальше. У хозяина с хозяйкой наготове совет. Немедленно отправить Густа за казацкой нагайкой к соседу и самого Калнусниса позэать в свидетели.
— Пока его как следует не излупцуешь, до тех пор не сознается! — про себя бубнит Виксна. И, словно вспомнив что-то, бьет себя пальцем по лбу: — Напрасно послали к соседу! У меня же дома отменный кнут!
— Давай его сюда! Ковать железо, пока горячо! А договор наш остается в силе?
— Можешь не сомневаться! Только бы деньги вернуть — тысячи не пожалею. Я всегда был другом полиции.
Прибежала хозяйка с кожаным витым кнутом и тут же скрылась в соседней комнате. Мужчины встали, будто готовясь к торжественной церемонии. Полицейский похлестал кнутом по голенищу сапога, раз-другой полоснул по столу.
— Ну! Отдай подобру-поздорову! Не то запорю, как паршивую собаку! Признавайся, голодранец!
Ион вздрогнул. Глядит в упор на своих истязателей, вот-вот перестанет, владеть собой. Видно, дело принимает серьезный оборот. Пара крепких рук против револьвера, пусть даже одного — силы явно неравные. Но отвечает он с задором:
— Никакой я вам не голодранец, а работник. Отродясь ни у кого не крал, и отстаньте вы от меня!
— Ах ты дрянь, еще грубит мне! Посмотрим, какую песенку ты сейчас запоешь! — И блюститель порядка со всего размаху вытягивает его кнутом по спине, отчего парень с воплем подпрыгивает.
Не утихла еще жгучая боль, а уже посыпались новые свистящие удары, в бок и опять по спине... Отрывисто вскрикнув, корчась от боли, Ион падает на пол, Виксне подбегает к нему и, от себя добавив крепкую затрещину, силится снова поднять его на ноги.
— Это еще что за пытки? — кричит с порога Калнус-нис. Густ Целм в испуге даже назад попятился. — Крик за версту слышен... И в нашей республике...
Сейчас я здесь представляю власть! И. потому попрошу не мешать исполнению моих обязанностей, господин Калнуснис!
— А меня, в свою очередь, пригласили в свидетели, и я готов заявить куда следует о том, что у нас в республике среди бела дня пытают людей! Для этой цели им, видите ли, даже нагайка понадобилась!...
— Не горячитесь, господин Калнуснис! Отойдемте-ка в сторонку! — понизив голос, говорит полицейский.
— У меня от людей никаких секретов нет! За свои слова я готов где угодно ответ держать. И я буду'говорить во весь голос, как всякий порядочный человек... и как член волостной управы... Я всегда боролся с беззаконием..* В девятьсот пятом и сам был бит. Со всей ответственностью могу заявить, что этот поляк, латгалец или кто бы он ни был в пропаже денег, о чем знаю по рассказам Густа Целма, гораздо меньше повинен, чем хозяин пропавших денег. Это надо же, такой загул устроить — ни одной корчмы не пропустил! Тут не только деньги потеряешь!..