— Благодарю за предложение. Не могу сразу дать ответ, должен сначала поговорить с женой,
— Понятно, понятно... Я и не хочу сразу. Ответ надо обдумать. Обдумайте, взвесьте. Но как ваш земляк, как доброжелатель — советую не упускать это место. Где вы найдете такую работу при теперешней безработице? И полтора доллара в неделю тоже не пустяк. Так вот, подумайте!
— Хорошо, я подумаю!
— Да... кроме того, вы ведь не знаете языка. Только на моей ферме вас поймут: там почти все латыши. Так вот! Обдумайте, обсудите хорошенько! Будьте здоровы!
Беме удалился, весело насвистывая. Удалился, оставив Целмса в тяжелом раздумье.
Итак, выход из положения! Но какой? Снова стать батраком? Нет, нет! Разве для этого он приехал сюда, в этот чужой* далекий край? Нет, нет! Это значит опозориться перед самим собой. Но как же быть? Оставить Анну без помощи? Гордо умереть с голоду? Нет, нет, нельзя так! Нельзя!
— Что сказал тебе Беме?
— Предложил место старшего рабочего.
Целмс увидел, как расцвела радость в глазах Анны.
— Ну, а ты?.. Пойдешь?
— Пойду!
— Разве это не выход из положения?
— Выход, — глухо сказал Целмс.
Целмс работал у Бемса. Ничего другого не оставалось, пришлось принять предложенное место. И вот он считал день за днем, когда наберется нужная для покупки лошади сумма.
Жизнь на ферме Бемса была нелегкая. Рабочий день длился от утренней зари до вечерней. В полдень на отдых давался лишь один час.
Все же Целмс не роптал, он был доволен, что найден выход, считал, что избавился от нужды.
На ферме было шесть рабочих. Целмс седьмой. Сдружился он с ними с первого же дня.
Беме и хозяйка относились к нему довольно любезно. В одном отношении даже слишком любезно — его кормили отдельно. Это Целмсу не нравилось — так создавалась брешь между ним и рабочими. Действительно, рабочие по отношению к нему стали держаться сдержанно и холодно.
65
3 Перо и маузер
Добродушный Беме дал всем своим рабочим прозвища. Одного он прозвал «Бомбой» из-за его большой круглой головы. Этот Бомба как-то пошутил, что господ теперь трое. Целмс огорчился. Он попросил хозяйку, которая в обеденное время приходила к нему, как она говорила, поболтать, изменить этот порядок.
Хозяйка усмехнулась.
— Вы удивляетесь, почему вас кормят отдельно? Дело ясное. Рабочий и старший рабочий, по мнению Бемса, не одно и то же.
Целмс понял — Беме вел тонкую политику, желая вызвать раскол среди рабочих, а он, Целмс, должен служить для этого слепым орудием.
Целмс каждый вечер навещал жену, которая убирала землянку, хозяйничала. Помогал ей по хозяйству, ночевал в землянке, а утром уходил на ферму Бемса.
Анна таяла с каждый днем...
Всякий раз, когда Целмс глядел на жену, у него больно сжималось сердце.
«Не умерла бы только, — мелькала иногда в голове ужасная мысль. — Нет, Анна будет жить!.. Это просто так... пройдет...»
Пшеница на поле колыхалась тяжелыми колосьями, радовала глаз.
«Во всяком случае, можно будет продать часть урожая»,— думал Целмс. Он часто считал, пересчитывал, сколько даст урожай, сколько даст работа у Бемса, — и всегда получалось, что все будет хорошо.
Раз вечером, вернувшись с работы, Целмс не нашел Анну у костра. Костер потух, печально серела зола.
Дверь землянки была открыта настежь. Что там?
— Анна! Анна!..
Ответа не было. Чувствуя беду, Целмс задержался у порога.
— Анна!..
Кто это так страшно крикнул?
Свет спички осветил углы землянки, постель. Спичка, точно испугавшись, выпала из дрожащих пальцев Целмса.
— Анна! Что с тобою, дорогая? Что с тобою?
Анна лежала на кровати в луже крови. Она еще дышала — тяжело, хрипло...
Свет вечерней зари сквозь оконце землянки падал на лицо Анны. Это было чужое лицо с впальщи щеками, заострившимся носом и подбородком. Как подкошенный, упал Целмс на колени у постели жены, целовал холодеющую худую руку. Ему хотелось кричать и плакать, выплакать всю боль, но слез не было...