– Мне неприятно.
Сдалась. Голос дрогнул, и в нем не было былой холодности, наоборот... Опасная игра, но останавливаться не хотелось.
Резким движением я отшвырнул окурок в ближайшие кусты, шагнул к ней, взял за плечи, уводя еще больше в тень, прочь от любопытных взглядов. Прислонил к холодному камню колонны. Вжался в нее, показывая, насколько хочу – здесь и сейчас, немедля. От нее пахло ландышами. Знакомый запах, она так и не сменила духи.
– Не надо...
Прозвучало жалобно, и ее ладони уперлись мне в грудь, стараясь оттолкнуть.
– Почему? Ты же хочешь.
Я зарылся носом в шелк светлых волос, провел губами по шее вверх, к ушной раковине. Накрыл рукой ее грудь, жадно смял, другой рукой бесстыдно задрал подол легкого платья. Между ног у нее было все так же тепло. Она инстинктивно подалась навстречу моей руке, в ушах зашумело от напряжения. Поцеловал ее, грубо, собственнически, прикусил нижнюю губу.
Моя. Несмотря ни на что, всегда моя.
Сорванный с ее губ стон – как подтверждение, как призыв к действию. Да, детка, я готов. Подхватил ее, приподнял, раздвинул ноги, еще сильней прижимая к колонне, снова сжал грудь. Кажется, треснула тонкая ткань... Плевать! Щелкнул пряжкой ремня, рванул молнию.
Сейчас...
– Пусти!
Она резко толкнула меня в грудь, вывернулась, отбежала метра на три – наверное, это расстояние казалось ей безопасным. Глаза блестели, губы распухли от поцелуев, с плеча беспомощно свисала тонкая лямка платья. Порвал все-таки...
– Ты...
– Брось, ты же хочешь, – сказал я, преодолевая раздражение. Хотелось большего, хотелось ее всю. Еще немного, и она сама умоляла бы ее взять. Еще немного и...
– Я выхожу замуж.
Фраза-пощечина. Фраза – ледяной душ. Она что, серьезно? Я постарался найти на ее лице признаки лжи. Не нашел.
– За этого... – вырвался презрительный смешок. Я нехотя застегнул штаны, снова закурил. Хмель как рукой сняло, проснулась ярость. Начистить бы кому-то морду. Ему? – Не шути так.
– Он любит меня. И я его... тоже.
– Врешь!
Хотелось ее придушить. За эти слова, которыми она фаршировала меня сейчас. Они кололись изнутри острыми осколками.
– Какое тебе дело? – горько спросила она. Дрожала – то ли от холода, то ли от возбуждения. И ждала. Чего? Мне нечего было ей дать.
– Никакого. – Я пожал плечами, отвернулся. Стиснул зубы, чтобы не наговорить гадостей, не сделать хуже, чем было.
Она заслужила счастье. У меня жена, дети, у нее – карьера начинающего дизайнера и этот олень. Я не уйду из семьи, а для нее мало быть просто любовницей. Олень даст ей то, чего не смог дать я. Семью. Уют. Стабильность.
– Ненавижу тебя... – устало бросила она, развернулась и пошла к стоянке машин.
Последние слова – единственно верное завершение этого "недо-свидания". Этой одержимости, которая длилась годами. Говорят, от ненависти до любви – один шаг. Любви у нас так и не случилось. Я слишком циничен, чтобы верить, она – достаточно умна, чтобы признаваться.
Я смотрел ей вслед, кутаясь в клубы сигаретного дыма, и думал, что выспаться сегодня не получится. Настойчиво ныло в паху, а значит, одной из тех искусственных красоток сегодня повезет.
Прислонился затылком к прохладному камню и посмотрел в усеянное звездами небо.
В воздухе пронзительно пахло ландышами.
Конец