Если Пиони — дочь Диллоу, это открывало очень тревожные возможности. Это значило, что девушка, когда-то давно пытавшаяся притвориться беременной от Эдварда Ариеса, через несколько лет все-таки вышла за него замуж в Бразилии. Вероятно, она и поехала туда, чтобы заполучить Эдварда, но попала в лапы Фарли Корвина. Однако потом она нашла Ариеса и вышла за него замуж, несмотря на то, что именно из-за нее его лишили наследства.
В моей голове роилось множество вопросов. Почему никто ни разу не упомянул, что Пиони-Нелли — дочь Диллоу? Миссис Ариес ничего об этом не сказала, как не сказала сама Пиони. И даже Диллоу никогда не показывал родственного отношения. Фактически, у меня даже сложилось впечатление, что он не любит обоих Корвинов. Хотя сейчас мне вспомнилось, как прошлой ночью Пиони, Фарли и Диллоу секретничали в темноте у подъездной дорожки. Диллоу думает, что Элис — его внучка? Он ведь все время был доверенным лицом миссис Ариес и самого начала знал о цели моего приезда. Неудивительно, что он меня так невзлюбил. И Диллоу нанял Кирка шофером, потому что тот знал Эдварда Ариеса и имел от него письмо. Наверное, он надеялся, что Кирк сможет подкрепить заявление Пиони, что она мать Элис.
Здесь было больше вопросов, чем ответов, хотя картинка наконец начала складываться. Теперь мне нужно было как можно скорее поговорить с Кирком.
Я вышла в холл и бросила взгляд в направлении комнаты миссис Ариес. Ее дверь была открыта, но все было тихо, и я направилась к входной двери.
— Дженни! — тихий голос Элис позвал меня с лестницы.
Я подняла взгляд и увидела, что она стоит на площадке, а за ее спиной маячит дядя Тим. Элис держала в руках один из его маленьких тотемов, она сбежала по лестнице и показала его.
— Смотрите! Правда, он красивый? Дядя Тим долго над ним работал, и он хочет подарить его ей. — Она кивнула в сторону библиотеки.
— Сейчас не слишком подходящее время, — сказала я. — Миссис Ариес плохо себя чувствует. А тотем очень красивый. — Я взяла фигурку и улыбнулась Тиму.
На этот раз все лица тотема оказались человеческими, хотя и были нанесены утрированно-формально. Элис объяснила, что Тим "нарисовал" Коринтею, их общих родителей и сестру, которая умерла еще ребенком. Она показала мне, кто есть кто. Лицо Льюиса Радбурна, отца Джоэла, выражало силу — красивое лицо, в каждой черточке чувствуется характер. Тим знал, что Коринтее это понравится, и приложил особенное старание?
— Может, вы могли бы передать его миссис Ариес, — попросила Элис. — Дядя Тим хочет, чтобы она взяла тотем, тогда она не будет на него сердиться и не отошлет в плохое место.
— Ему пока нет нужды об этом беспокоиться, — заверила ее я. — Сейчас она слишком больна, чтобы что-то подобное сделать.
Тим спустился к нам. Видимо, он не мог прочитать наш разговор по губам и выглядел взволнованным. И снова я ощутила, как такой крупный мужчина с мощными плечами и сильными, чуткими руками мог сделать такую тонкую работу. И одновременно мог поднять, как пушинку, такого, как Фарли Корвин. Тихий спокойный человек, не считая случаев, когда его слишком сильно доставали и будили в нем гнев. Я отлично представляла это по своему отцу, у которого расстроенные чувства могли перерасти в ярость.
Я подняла тотем и заговорила с Тимом.
— Он красивый. И интересный.
Тим обрадовался, хотя его улыбка оставалась робкой и неуверенной. Казалось, он извиняется за свою глухоту — хотя это окружающие должны были извиняться за то отсутствие должного внимания к его болезни.
Я вернула фигурку Элис.
— Давай сделаем так. Мы все вместе пойдем к миссис Ариес, ты подойдешь к ней с тотемом, а мы с Тимом останемся у двери и будем наблюдать. — Тим следил за моими губами, и я надеялась, что он хоть немного понимает, что именно я предлагаю.
Но, войдя в комнату миссис Ариес, мы смогли сделать всего пару шагов. Она лежала на взбитых подушках, глаза закрыты, лицо мертвенно-белое. И выглядела похудевшей, словно съежившейся. У ее постели сидела Лита; завидев нас, она прижала палец к губам. И нам тут же преградила путь Крамптон.
Я попыталась объяснить насчет тотема, но Крамптон даже не стала меня слушать.
— Вы к ней не войдете, — сказала она. — И в любом случае, очень сомневаюсь, что она возьмет эту языческую штуку.
И тогда Элис все решила по-своему. Она быстро прошла к постели мимо Крамптон. Лита не сделала ни малейшей попытки вмешаться, а я повисла на руке Крамптон, когда та с негодованием двинулась за Элис.
— Подождите! — мягко попросила я. — Давайте посмотрим, что будет дальше.
Рядом со мной стоял Тим, он безразлично наблюдал за нами.
Элис положила тотем у щеки миссис Ариес. Старая женщина открыла глаза и посмотрела на него.
— Дядя Тим сделал его для вас, — тихо сказала Элис. — На нем лица людей — они все из вашей семьи.
Миссис Ариес кратко закрыла глаза, но потом снова открыла. Вероятно, это значило, что она принимает тотем. Она сфокусировала взгляд на Элис и с трудом произнесла.
— Спасибо. Побудь немного со мной.
Она имела в виду только Элис, и ее благодарность не относилась к Тиму. Крамптон быстро убрала тотем с подушки и положила его на какой-то стол в отдалении. Но когда она попробовала увести Элис, девочка выскользнула из ее рук, подтянула к кровати стул и уселась на него, демонстрируя новообретенную решимость.
Ей на помощь пришла Лита.
— Почитай вслух миссис Ариес, — сказала она. — Недолго. Я читала ей, пока она не заснула.
Она отдала Элис "Повесть о двух городах"[28] и показала место на странице, на котором закончила. Там была драматическая сцена — телеги с осужденными направляются к гильотине, рядом с которой вяжет мадам Дефарж. Элис с энтузиазмом взялась за дело. Я с удовольствием отметила, что читает она хорошо, и подумала, как ей вообще удавалось учиться в лапах Корвинов. Миссис Ариес снова смежила веки, но ее лицо теперь уже не было таким безжизненным: она наслаждалась чтением из уст девочки, которую считала своей правнучкой.
Я тихонько взяла под руку Тима и потянула его из комнаты.
— Она позже посмотрит ваш тотем, — сказала я, и он, кажется, понял мои слова.
Со все возрастающей грустью я думала о его положении в этом доме. Он был отрезан от общества, как это часто случается с глухими. Среди слышащих было ему некомфортно, а друзей-глухих у него нет. Он жил в изоляции, с ним обращались, как с полоумным, и за это надо было винить Коринтею Ариес. А она еще постоянно держит его под угрозой отправки в психиатрический интернат, если он не будет ей во всем угождать. Какой стыд.
— Я думаю, все будет хорошо, — сказала я Тиму, и он, кажется, понял слова "все хорошо". И я добавила, выразительно жестикулируя. — Спасибо за тот тотем, что вы сделали для меня.
Он энергично кивнул, что понимает — так всегда делают глухие, когда слышащие стараются объяснить. Глухим почти всегда приходится строить догадки о смысле сказанного, так что при разговоре с ними огромное значение имеет выбор слов. Я не знала, насколько хорошо Тим улавливает смысл. Он почти не контактировал с миром слышащих.
Я вспомнила, что Кирк играл с ним в шахматы, и решила спросить о нем.
— Кирк, — произнесла я. — Шофер. — Потом я вспомнила, что это слово трудно "считывается" и изменила на "водителя". — Вам он нравится? Он друг Эдварда.
Тим на мгновение уставился на меня, изо всех сил стараясь понять смысл сказанного. Потом покачал головой и заторопился наверх, в безопасность своей квартирки. Не исключено, что уже слишком поздно вытаскивать Тима из его раковины и помогать ему расширить круг общения. Наверное, сейчас он хочет только одного — чтобы ему дали пожить той непритязательной жизнью, к которой он уже приспособился. Он от этого не страдает, и своим вмешательством, даже из благих намерений, можно ему только навредить.