– Разве я обещал отвечать на ваши вопросы? – спросил полицейский к огромному разочарованию Хальруна.
– Но я хотя бы могу остаться?
– Да, – разрешил Дорен. – Вы мне еще понадобитесь... Только не прямо здесь. Подождите в соседней комнате. Ройсон, проводите вея Осгерта!
Пораженный беспринципность и бессовестностью детектива Хальрун опомнился только у двери. Седой сержант так ловко подхватил газетчика под руку, что журналисту показалось будто он идет добровольно.
– Я никуда не уйду! – закричал Хальрун, отчаянно упираясь. – Мы договорились не об этом!
Применять силу полицейский не стал. С оскорбленным видом Хальрун выпрямился и поправил одежду.
– Мы ни о чем еще с вами не договаривались, – очень спокойно произнес Дорен. – Но еще можем договориться. Подождите немного, мне нужно кое-что выяснить, а потом я займусь вами.
Это «займусь» ощущалось словом, насыщенным грозным смыслом, но Хальруна было не так уж легко запугать. Сцепив зубы, он позволил увести себя, совсем не потому что испугался полицейского «займусь». Хальрун боялся остаться ни с чем.
По соседству с гостиной находилось что-то вроде небольшой библиотеки. Попав туда, Хальрун с досады попытался найти хоть какие-то плюсы в своем положении. Пружинистый диван, например, был удивительно мягким и оказался самым удобным диваном, из всех на которых Хальруну доводилось сидеть. Журналист подавил тяжелый вздох.
– Как великодушно, – процедил он сквозь зубы. – А ведь я сглупил, отдав письмо... Сглупил, да... Нужно было промолчать...
Тут взгляд Хальруна упал на решетку под потолком, и журналист замер, опасаясь спугнуть удачу. Он подумал, что раз в стене находится вентиляционный колодец, то и соседней комнате должна иметься такая же отдушина. Хальрун сбросил ботинки и забрался на диван, без жалости приминая белую ворсистую обивку, которой только что восхищался. Балансируя на круглом подлокотнике и цепляясь за стену пальцами, журналист обратился в слух. О том, что происходило в соседней комнате догадаться было несложно. Судя по доносившимся до Хальруна голосам, сержант привел к детективу девушку, ту самую, которая встретила журналиста у входа.
– Ты умеешь читать? – спросил Дорен гораздо мягче, чем он разговаривал с газетчиком.
– Немного, вей.
Она обратилась к детективу неправильно, но полицейский не сделал девушке замечания. Хальрун же понял, что голоса за стенкой начинали звучать отчетливо, если прижаться к решетке ухом под правильным углом. Подслушивающий рисковал навернуться с дивана, но дело того определенно стоило.
– Тогда посмотри на это. Узнаешь почерк?
– Конечно, вей. Это писала моя хозяйка... Я часто видела... и знаю почерк.
– ... уверена?
Хальрун замер, отчаянно желая оказаться сейчас в соседней комнате, потому что не разобрал, ответила ли что-нибудь девушка. В конце концов, она могла просто кивнуть или помотать головой.
– Кто преследовал твою хозяйку? – спросил Дорен.
– Не понимаю...
– Разве? Если ты мне обманываешь, получится, что ты... заботишься о своей хозяйке. Ты говорила... любишь вейю Кросгейс?
– Хозяйка... добрая, – подтвердила девица. – Я очень хочу, что бы она скорее вернулась.
Хальрун слушал и запоминал.
– Кто ее преследовал? Скажи мне правду, милая.
– ...не знаю...
– Не знаешь или не предполагаешь? ...кого-то опасалась?
Девушка молчала довольно долго, и Дорен почему-то не торопил ее.
– Если подумать, вей, хозяйке ведь... человек. Она всегда сжигала...
– Продолжай. Его имя?
– Ракард Лаксель. Он... жениться, – как по особенному доверительно сообщила полицейскому горничная. – Только он вейе Кросгейс совсем не нравился.
– ... был настойчив?
– Очень! Постоянно писал.
– Ты читала?.. Точно?
– Я не читала! Зачем бы мне? Может, вея Ларсин лучше знает?
– Ваша экономка? Позови вею, Ройсон!.. Что-то еще?
Девушка ответила что-то очень тихо, и разобрать ее слова через две стены не получилось...
Тем временем опрос слуг продолжился. Всего их было трое, включая истопника, который большую часть времени проводил в котельной, но о хозяйке отзывался исключительно восторженно. Хальрун ничего не смыслил в полицейской работе, зато он хорошо умел общаться с людьми. Журналист отчетливо понимал, что работники особняка не хотели говорить о преследователе Мализы.
Под конец Дорен вызвал всех четверых.
– Не покидайте дом, – доносился до Хальруна размеренный голос детектива. – Не говорите с посторонними и особенно с газетчиками, если только этого совсем нельзя избежать. Вам необходимо создать видимость обычной жизни.
Голос полицейского то удался, то приближался – детектив прохаживался по комнате.
– Ваша хозяйка покинула город, а куда, придумайте сами. И не создавайте слухов! Если они появятся, это будет иметь последствия не только для вас...
Какие именно последствия, он не уточнил, но прозвучало убедительно.
– И держите меня в курсе. Все ясно?
Ответом стал нестройные «да» и «ясно». Когда детектив отпустил слуг, Хальрун быстро спрыгнул на пол и сел на диван, загородив собой испорченный белый вельвет. Газетчик чувствовал себя самым хитрым и, кажется, не сумел скрыть самодовольства. Появившийся в комнате детектив с подозрением посмотрел на журналиста, и Хальрун постарался убрать с лица улыбку. Было бы обидно в последний момент выдать себя.
– Я правильно понял, что хозяйки нет дома по той или иной причине? – спросил Хальрун. – Я тут размышлял, что привело вас в этот дом, и версий у меня немного. Вейя Кросгейс пропала?
Дорен остановился на пороге.
– Допустим.
– Прекрасно! В смысле ужасно, но для меня это хорошо... Вы разрешите мне принять участие в расследовании ее исчезновения?
– Почему вы решили, что вейя именно пропала, а не уехала? – сухо спросил детектив.
– Это же очевидно!
– Совсем нет... А что касается вашего вопроса... Исключено.
Хальрун с вызовом посмотрел на детектива.
– А я настаиваю! Иначе... Иначе об исчезновении богатой наследницы завтра же будет говорить весь город! Это легко устроить!
– Речь может идти о преступлении, – ледяным тоном отчеканил Дорен.
– Докажите мне это! Докажите, что богачка не загуляла! У этой девушки репутация ветреной особы.
– Но не настолько же!
Два взгляда встретились. Хальрун рисковал, отчаянно рисковал. Если он совершит ошибку, то заплатит репутацией собственной и своей газеты. Если же Дорен заберет наглого газетчика в управление и запрет там (он это мог!), а девица благополучно вернется, уже детективу будет несдобровать. Странное поведение слуг, поднявших панику так скоро, и само письмо намекали, что прав именно полицейский – с вейей Кросгейс случилось что-то плохое. Однако Хальрун не был бы Хальруном, если бы отступил.
На его счастье, Дорен Лойверт оказался человеком, менее склонным к авантюрам.
– Если окажется, что ее отсутствие произошло по чьему-то умыслу, вы оступитесь?
– Конечно, – пообещал Хальрун. – Я же не злодей.
– Хотелось бы верить... Следуйте за мной.
Дорен вышел, и Хальрун увязался за ним, даже не спросив, куда они собираются ехать, хотя самоходная машина, устаревшей модели, зато недавно покрашенная свежей фиолетовой краской, легко могла увезти его в управление. Устраиваясь на жестком сидении (тут подогрева, конечно, не было), журналист попытался завязать разговор.
– Думаете, она не могла... скажем, просто уехать, не предупредив никого?
– Маловероятно...
Распознав тон, Хальрун прикусил язык и постарался стать как можно более незаметным. Говорить хотелось ужасно, и газетчик принялся нетерпеливо постукивать каблуком о пол. Затем Хальрун опустил руку на пляшущее колено и принялся смотреть в окно. Дорен называл сержанту адрес, но журналист понял лишь, что нужный дом находится где-то поблизости. Он плохо знал Центральный округ.
Район, куда они вскоре свернули, был проще того, где проживала наследница промышленников, но выглядел вполне респектабельным. О статусе свидетельствовало отсутствие прохожих. Вечером, должно быть, по этим широким тротуарам прогуливались дамы в модных шляпках и мужчины в цилиндрах, но в полдень улица казалась Хальруну погруженной в сон.