– Хотите, я отдам свое оружие вам, вейя?
– Вы уже предлагали мне это, – возразила девушка. – И вы предали меня, как только это стало выгодно.
– Я отдам вам то письмо, – принялся сочинять Хальрун, голова которого заработала как никогда ясно. – Вы уже сами поняли, что тайны имеют свойство всплывать, и иногда это происходит много лет спустя. Вы же не хотите оставлять позади такую страшную для вашей репутации бомбу? Кто знает, кто ее может найти, и когда она может взорваться?
– Продолжайте, – попросила Мализа после мучительной для Хальруна паузы.
– Я почти все сказал. Письмо спрятано. Вы же понимаете, что я не брал его сегодня с собой? Я отдам его в обмен на всю жизнь.
– Думаете, ваша жизнь стоит письма?
– Конечно! Других доказательств вашей вины в убийстве у меня нет, а мое слово – вещь дешевая. Кто мне поверит без доказательств? Если я отдам вам письмо, то перестану быть для вас опасен, не находите?
Мализа молчала.
– Кроме меня никто не знает, куда я спрятал послание вея Сагрейва, и вы вряд ли сможете найти его самостоятельно. Так что эта сделка будет выгодна и вам, и мне.
– Вы говорите подозрительно разумно, – медленно произнесла Мализа. – Даже удивительно.
Хальрун с облегчением выдохнул. Его тело, пребывавшее в напряжении, беспомощно обмякло.
– Это моя работа, – сказал он. – Моя работа – быть убедительным.
– Выходите, вей Осгерт, – предложила Мализа. – Вас не тронут.
– Нет, – Хальрун облизнул сухие губы. – Пусть сначала Майль уйдет... Но он, конечно, может присоединиться к нам на улице. Там много свидетелей – это защитит каждого из нас от глупости остальных.
– Разве мы не договорились? Вей Осгерт, не начинайте снова!
Голос у Мализы стал капризным, но и Хальрун был упрям.
– Не я из нас троих убийца. Мне тоже хочется безопасности!
– Что я могу вам предложить? – она явно начала злиться. – Вы сказали, что договориться выгодно для нас обоих! Этого достаточно!
– Выгодно, да... Однако, вейя Кросгейс, я считаю вас не самой рассудительной особой.
– О чем вы?
– Ваши методы чрезмерны, вейя. Не всякий решится убить шантажиста... Двух шантажистов, считая меня.
– Мы ходим по кругу, вей Осгерт!
Разозлившись Мализа топнула ногой. Затем раздались шаги другого человека, более массивного и тяжелого.
– Вейя, простите меня... Оставьте его гнить, – сказал Майль. – Он не хочет выходить, так пусть сидит. Вы скоро уедите, какая будет разница, передал он письмо или нет! Еще неизвестно есть оно у него или нет...
– Помолчи, Майль! – прикрикнула на истопника Мализа.
– Точно! – поддержал ее Хальрун. – Вейя Кросгейс – добрая девушка. Она не хочет, чтобы кто-то умер.
Кочегар зарычал, – сказанное газетчиком его задело, – но по одному слову Мализы бородач отступил в сторону. Хальрун догадался об этом по звуку шагов.
– Спасибо, вейя, – сказал журналист. – Я не сомневался в вашей доброте.
– Я рада, что вы правильно меня поняли, вей Осгерт. А теперь выходите!
Хальрун замялся. Он достаточно тянул время, а Нетта все не возвращалась.
– Немедленно! – приказала Мализа. – Я не стану больше ждать! Я велю Майлю взять топор, и он выломает эту дверь, сколько бы усилий на это не понадобилось!
– Да, вейя, конечно... Как я понимаю, потом он тем же топором расправится со мной?
– Только если вы будете упрямиться! – Мализа снова топнула ногой. – Почему люди не могут быть хорошими? И вы, и Ракард Лаксель... Если бы он не был таким упрямым и жадным, он остался бы жить! Если бы вы... Подумайте над этим, вей!
Хальрун и думал. Он думал об этом последние три часа.
Глава 20
Журналист держался за кресло, не решаясь сдвинуть, и стискивал мягкую обивку – если бы он только знал, придет спасение или нужно выбираться самостоятельно...
– Вей Осгерт! Отвечайте мне! – крикнула Мализа.
Хальрун еще сильнее сжал спинку с легкомысленными цветочками, но баррикада осталась на месте.
– Как знаете! – разозлилась девушка. – Майль! Возьми топор! Это ваш последний ответ, вей Осгерт?
– Я... Сжальтесь, вейя!
– А вы надо мной сжалились? Сжалился ли надо мной этот подлый Лаксель?
– Я...
Речь Хальруна остановил тяжелый удар, сотрясший дверь. Майль не проломил дерево, но это был вопрос времени.
– Постойте! Я же не отказался! Вейя!
Вместо Мализы Хальруну ответил следующий удар Майля. Кресло задрожало, и рука газетчика соскочила со спинки. Внезапная мысль о том, что истопник принес топор заранее, прекратила колебания Хальруна. Он больше не думал, что лучше было выйти.
– Я ошибся! – закричал газетчик, оглядывая каморку в поисках чего-то, чем можно защититься. – Вы совсем не добрая, вейя Кросгейс! Вы жестокая и хладнокровная убийца, а он – ваше бессловесное оружие!
– Майль! – воскликнула Мализа. – Скорее!
Удары посыпались градом, но силы в каждом стало меньше. Хальруну казалось, что он слышит тяжелое дыхание истопника: Майль должен был взмокнуть, пока выламывал дверь, и это играло на руку газетчику. С ослабленным противником было проще справиться, а Мализу в расчет Хальрун не брал.
– Вы чудовище! – сказал он, безуспешно пытаясь оторвать у стола ножку. – Думаете, вы лучше Ракарда Лакселя? Вы гораздо хуже! Он хотя бы не был лицемером!
– Сломай эту дверь! – потребовала Мализа. – Я не хочу больше его слышать!
– Не хотите, да? – переспросил Хальрун. – Теперь маски сброшены, верно, вейя? Вы, наконец, показали свое лицо, и как же мне жаль, что я не могу поднести вам зеркало!
– Ты должен скорее заставить его замолчать, Майль! Путь он замолчит!
– Да... Вейя... – ответил слуга.
Он тяжело дышал, но сил у истопника еще хватало. Удары наносились по-прежнему размеренно, и кое-где дверное полотно уже оказалось пробито насквозь. Хальрун прикусил губу и снова взялся за ножку стола. Не чайником же было сражаться...
– Только не топором, – глухо произнесла Мализа. – Сделай, как с Ракардом.
– Вы боитесь крови... Я помню, – отозвался Майль.
– Как лицемерно, – вставил Хальрун, все-таки берясь за чайник – стол оказался журналисту не по зубам.
– Я просто не люблю кровь! Я не люблю смерть! Я не хотела убивать Ракарда! Я хотела напугать его!
– Напугать? – удивился газетчик.
– Вы должны были напугать его! Я послала вам письмо, жертвуя своей репутацией, чтобы вы написали в свою газету! Лаксель должен был понять, что письмо покойника ему не поможет – все думали бы, что он просто пытается меня очернить! А вы вместо этого проявили ненужное благородство.
– Вот как? – пробормотал Хальрун. – Я не знал...
– Почему вы не проявили того же благородства потом, а стали угрожать мне? Вы просто вредитель!
– Вы вините меня в том, что стали убийцей? Я не... Это несправедливо, вейя, но еще не поздно все исправить!
– Пожалуйста, Майль, мой друг, – взмолилась Мализа, – пусть он наконец замолчит.
– Еще немного... вейя... Я почти... закончил.
Хальрун уже видел куртку истопника сквозь прорехи в двери, но и Майль мог наблюдать за газетчиком, а значит удивить противника ударом фарфора по голове у журналиста не было ни одного шанса. Лицо Майля покраснело от усилий, кожа блестела от пота, но глаза обещали безжалостную расправу. Встретившись взглядом с кочегаром, Хальрун похолодел. Журналиста как будто парализовало, и даже мысли стали медленными. Во время схватки у него не было времени думать о зловонном дыхании смерти, а сейчас от нее пахло жарким потом, которым обливался истопник, и гибель казалась как никогда осязаемой.
Сжимая в руке чайник, газетчик наблюдал, как щепки отлетают от двери. Казалось, все происходило мучительно медленно и мучительно же неотвратимо... А потом в котельной внезапно стало людно.
Хальрун не сразу осознал, что происходит: вот они находились в подвале втроем, а потом появились какие-то люди. Они что-то говорили, стало шумно, но звуки не складывались в слова. Хальрун моргнул, выпустил чайник из рук, не заметив, что тот разлетелся на мелкие кусочки, и, наконец, пришел в себя. Сначала журналист приметил фиолетовую форму сержантов, а затем опознал в общем гуле зычный голос детектива Тольма.