Какой-то старик остановил торопившегося прохожего. Тот отрицательно покачал головой и исчез за поворотом. Старик направился было к скамье, но, увидев меня, пошел навстречу. С виду никак не нищий и не пьянчужка, выпрашивающий у кого придется на стакан разливного.
— Молодой человек, вам не нужна кошечка?
Я вытаращил глаза.
— Да, да, хорошая кошечка, ласковая. Возьмите, не пожалеете.
Лицо в морщинах, тщательно выбрито. Толстовка — сегодня в диковинку — заштопана в прорехах и отглажена. Истоптанные ботинки начищены гуталином.
— Знаете, в декабре похоронил жену. Инсульт, за сутки угасла… — улыбнулся он. — Мы втроем жили — она, я и наша кошечка — Дружок. Сейчас один. На пенсии, конечно, и Дружок со мной. Трудно одному — и в комнате прибрать, и купить, и состряпать что-нибудь. Хлопотал все в дом престарелых, и вот уже ордер есть, но с животными туда не берут. Ни в коем случае. Не бросить же на произвол судьбы. Ведь пятый год у нас, таким котенком… — повел он до самого низу. — Надо, чтобы в хорошие руки… Возьмите, не пожалеете.
— Что ж, я возьму, — сказал я.
Он сразу же посветлел.
— А когда можно?
— Да сегодня хотя бы.
Я вырвал листок из блокнота и написал адрес.
— В девять, может, чуть позже, буду дома.
Он вынул очки, прочел и закивал:
— Знаю, знаю, где это…
Я свернул на другую аллею. Он торопился за мной.
— Простите, не поблагодарил вас.
…Я уселся на скамью. Что же делать теперь? Рука не поднимается нажать звонок. А разговор завести и подавно. По каким-то неведомым каналам мозга мысль пробежала к звонку на дверях у Кривдиных, к тому вечеру у них, а потом — к Ольге Сергеевне. Не подаст она — Сокирко на полпути не остановится. Не мытьем, так катаньем. И я решился…
Меня оглушил собачий лай с балкона. Я поднял голову — болтаясь вверх и вниз на качалке, Лаврентий возился с Кнопкой, помахивал перед ней чем-то на шнурке. Она же подпрыгивала, рвалась к нему на грудь, вертела обрубком хвоста, но, почуяв своим собачьим нюхом знакомые шаги внизу, бросилась к балюстраде и радостно завизжала. Лаврентий выглянул в проем колонок, увидел меня, как ужаленный, отпрянул и мигом исчез в комнате. Туда-сюда заходила качалка.
Я поднялся на второй этаж и стал звонить. В передней слышались голоса, но мне не отворяли. Обуяло какое-то непостижимое ослиное упрямство — дозвониться во что бы то ни стало. Достучаться, по-крайности.
Наконец дверь отворилась. Заслоном в ней выросла Тимофеевна.
— Вам кого?
Я не успел открыть рот как издали послышалось меццо-сопрано Елизаветы Константиновны:
— Передайте, что у Лаврентия Степановича постельный режим, тяжелое состояние…
В этот миг по передней циклоном пронеслась Кнопка, столкнула Тимофеевну с порога и, прыгнув мне на грудь, молниеносно расцеловала физиономию, шею, затем — ладони, пальцы рук. Сделала крутой поворот и столь же неистовым галопом, устремилась обратно.
Длилось это секунду, не более.
— Слышите, постельное состояние… — начала было Тимофеевна.
Ее прервал тот же голос, теперь в более высоком регистре:
— И закройте дверь — сквозит!
Не умеряя восторга, Кнопка снова мчалась к порогу, явно — облобызать меня еще раз. Но дверь перед ее носом захлопнулась. И перед моим тоже.
К Димке я добрался в темноте. Он встретил меня, набрасывая пижаму.
— Входи, входи, убийца.
— Что с тобой?
Он включил торшер и щелкнул себя в грудь.
— Весь день на валидоле, каплях Стражеско… Веришь, уже воротит от них. Сейчас как будто легче. Скажи на милость, с чего это у нас?
Мы сели за журнальный столик.
— Ты знаешь, что меня хотят взашей и под суд отдать?
Он откинулся в кресле.
— Слыхал, слыхал. Утром Лора сказала, когда звонил.
— А зачем пришел, знаешь?
— Понятно, зачем — проведать больного.
— Не совсем так, лицемерить не стану. Мне нужны деньги.
— Кому они не нужны!
— Мне до зарезу. Требуется безотлагательно вернуть в кассу взаимопомощи сто рублей.
Он усмехнулся:
— Тонечкины штучки! Она же теперь калиф на час, хоть день-другой, а мои. Вот что значит — свинье рога, забодает.
— Но предупреждаю, скоро не отдам.
— Догадываюсь, учитывая ситуацию.
— Так что же?
— Дурацкий вопрос. Только что тебе сто рублей! Вернешь туда, а дальше как? Бери триста, на первых порах пригодятся. Благо, я сегодня с книжки взял… — и, вспомнив о каплях Стражеско, прикусил язык.
Чтобы сгладить неловкость, он вынул из бара бутылку рома, из серванта, рюмки, вазу с яблоками.