— Я спала, проснулась, а он там — в себя… — бессвязно лепетала вбежавшая в комнату Люда.
Долетели сюда с проезжающей машины звуки солдатской губной гармоники — мелодия «Лили Марлен», шутовская заупокойная месса по нем, лежащем под деревьями с простреленным виском.
И сразу же в небо взлетели голуби. Кружась в воздухе, они то поднимались вверх, то садились на крыши домов, ослабевшие после двухлетней неволи. Потом опять поднимались, взмахивая крыльями.
С деревьев почти вовсе опали листья. Лишь немногие болтались еще на голых ветвях. По улице с грохотом шли танки, за ними самоходные орудия. Сверху на них сидели десантники. За танками и самоходками двигалась пехота.
Одна самоходка замедлила движение, и с нее соскочил боец в белом полушубке и ушанке, с вещевым мешком за плечами. Кивнув оставшимся на машине, направился к дому. В эту минуту вышла Варя с двумя ведрами на коромысле. Она узнала его, он — ее… Бросился навстречу. Ведра упали наземь и зазвенели о слежавшиеся в ноябрьской изморози листья. Глухо грохнуло коромысло.
Долго, не говоря ни слова, они стояли, прижавшись друг к другу.
— Вот и я, — сказал Степан.
— Совсем такой же, — не сводила с него глаз Варя. — И родинка на щеке.
— Куда же ей деваться! — улыбнулся Степан.
— Правда, куда ей деваться, — закивала Варя.
— Говорил вам, что вернусь.
— А мы знали, что вернешься, — сказала Варя.
Наступила пауза.
— Что же ты молчишь? — наконец вымолвил Степан. — Отец? Люда?
— Дома, дома.
— Павлик?
Варя схватила его за руку:
— Идем, идем скорее! — И повысила голос: — Николай! Люда!
Для военных лет это было вовсе недурно. На двух столах, сдвинутых в длину, располагалась разная снедь — домашнего приготовления и пайковая, видимо, полученная вперед, по карточкам. Тут же — некая кустарная продукция, без которой свадебный стол — не стол.
И, ко всему, освещение — не какой-нибудь пузырек из-под скипидара с фитилем через пробку, а с десяток коптилок, таких и этаких, не иначе — принесенных сюда со всего квартала. Кроме того — две настоящие керосиновые лампы со стеклами.
Гостей было не так уж много — несколько соседей и соседок, среди них те, что два года тому назад в поздний осенний вечер забрели сюда на огонек, пара совсем зеленых юнцов, товарищи Степана по части, в гимнастерках и кителях, млеющие девицы.
Посредине сидели Люда и Степан, а рядом с ними — Логвин с Варей.
Соседка, гадавшая Люде на картах, та, что заглянула в сумерки к Логвину, была, так сказать, душой общества. Подняв свою посудину, она провозгласила: «Горько!»
И другие кричали: «Горько!». Степан и Люда встали и поцеловались.
— А что я тебе говорила, Людочка, — подсела к ней соседка. — Помнишь — большие хлопоты, дальняя дорога и все-таки вернется домой. Вышло по-моему.
С улицы к дому шел Засекин. В шинели, серой шапке-ушанке, с вещевым мешком на плече. Войдя в комнату, остановился, удивленно оглядел собравшихся.
Первым его увидел Степан.
— Гришка! — вскочил он со своего стула и бросился навстречу.
Пока Степан и Засекин обнимали друг друга, пожимали руки, возле них уже были Логвин, Варя, Люда.
— Живы-здоровы, дядя Коля! — говорил Засекин, обнимая Логвина. И остановился взглядом на его руке.
— Все расскажу, Гриша, — сказал Логвин.
Варя припала к его груди, он поцеловал ее, обернулся к Люде, к стоящему рядом Степану.
— Не думал, не гадал…
— Как это не думал? — в шутку возмутилась Люда.
— Эх, черт! Понимаешь, я хотел сказать…
— Все понятно, — улыбнулся Логвин. — Раздевайся.
— Нет, Николай Матвеевич. Раньше… — и вопросительно посмотрел на Степана.
Тот кивнул головой.
Засекин поцеловал Люду в одну, другую щеку.
— Так держать, друзья, — сказал он, а затем сбросил мешок, шинель и, кланяясь по очереди гостям, уселся за стол.
Наступило вполне понятное молчание. Первой встрепенулась соседка:
— Что же это? Штрафную товарищу лейтенанту!
Засекин поднялся с рюмкой в руке, взглянул на Степана с Людой, потом — на Логвина и Варю.
— А если без тостов… Ладно?
После этого за столом снова заговорили, а Засекин обернулся к Степану.
— Рассказывай…
Никто из них так и не знал, с чего начинать…
— На переформировке мы, — кивнул Степан в сторону товарищей. — Скорее всего на Житомир снимаемся.
— А я из госпиталя, два месяца в Полтаве ремонтировали. Сейчас свою часть догоняю.