— Евгений Васильевич, — слышу я, как во сне.
Но я сплю.
— Евгений Васильевич, идите, — тормошит меня Лора.
Я просыпаюсь. Из кабинета Лаврентия вышла Лошак. Не взглянув в мою сторону, проплыла в вестибюль.
Я прячу газету и отворяю дверь.
Лаврентий встречает меня саркастически:
— Поздравляю, ваш Васильков провалился.
— С треском, — подтверждаю я. — А что, уже донесли?
— Положим, «донесли» не то слово.
— Виноват, — поправляюсь я. — Информировали.
— Так будет точнее. Но я звал вас не за тем.
Царским жестом он приглашает меня под сень пальмы, свисающей над круглым столиком.
Значит — верно: все в наших внутренних ресурсах. Не получая питания извне, организм смог выжить. Не только выжить, но и победить болезнь.
Мы садимся.
— Сегодня мне из-за вас влетело, — заявляет Лаврентий.
— От Лошак?
— Да нет же, в министерстве, в нашем управлении.
И тянет, тянет паузу.
Старик явно на взводе. Он уже проехал Карпаты, Чоп и теперь мчится мимо Высоких Татр. Я все еще переживаю прочитанное.
— Ну, не прямо из-за вас, впрочем — по вашей милости.
— Объясните, Лаврентий Степанович.
— Сейчас объясню. Второй год у нас не растут научные кадры.
Я ничего не понимаю, но из солидарности делаю сочувственную мину. Кто-то стучится в дверь.
— Прошу! — басит Лаврентий.
Входит Димка.
— Лаврентий Степанович, я принес.
И, кивнув мне, подает папку. Крупными литерами там выведено: «Отчет за 1-е полугодие». Лаврентий пробегает начало, в конце, посредине.
— Про изотопы я расширил, — наклоняется Димка. — Вот тут и тут тоже. А вот — о бензотефе.
— Вижу, вижу, — говорит Лаврентий. — До отъезда непременно прочту.
Димка ладится к двери.
— Погодите, Вадим Филиппович, — останавливает его Лаврентий. — Я пробираю вашего приятеля. Давайте навалимся вместе.
Димка остается. Без халата он и впрямь ослепителен. Точно сошел с журнала мод. Костюм как на него шит. По галстуку бегут голубые жилки.
Лаврентий осматривает его с головы до пят.
— К делу, коллеги, — возвращается он к прерванному. — Когда у нас была последняя защита? То-то! С другими я еще поговорю, не только вы… Весь план научной работы летит вверх тормашками. Они так и сказали в управлении — полный застой.
Я резюмирую:
— Следовательно, прогресс измеряется приростом кандидатов и докторов?
Он морщится.
— «Приростом…» Впрочем, не в словах суть. Да! А как же иначе? У нас это мерило. Вы не согласны?
Я не разберу: говорит он серьезно или шутит. Димка почесывает переносицу.
— Поймите, друзья, — не сводя глаз с его костюма, продолжает Лаврентий, — мы живем в эпоху повальных измерений. Измеряется и учитывается все — расстояние от Земли до Марса, наше кровяное давление, домашний расход электроэнергии. В науке новые кандидаты и доктора — эталон роста… Минутку…
Он идет к телефону и набирает номер.
Начинается семейная идиллия:
— Лизанька, это я. Не волнуйтесь, все будет о’кей. Конечно, конечно, нижние. Маленькая, у меня к вам просьба. Взгляните, пожалуйста, на мой серый костюм. Тот, японский. По-моему его нужно отдать в чистку. Я подожду.
Через несколько секунд следует продолжение:
— Знаете, все же лучше освежить. Пусть Тимофеевна отнесет. И сегодня же, чтобы к отъезду был готов. Целую, птичка.
Птичка что-то щебечет. Лаврентий согласен:
— Непременно сшейте. Лишь бы успели.
Он чмокает трубку, кладет ее на рычаг, а затем тиснет на сигнализацию. Димка чуть заметно подмигивает.
Появляется Лора.
— Ну, что там, Лорочка?
— Лаврентий Степанович, не могу дозвониться…
— Что звонить без толку! Берите Петю, садитесь в машину и поезжайте.
Лора кивает и пятится назад.
— Захватите все, что надо, — напутствует он, — все… путевки, паспорта… — А далее вдогонку: — Доверенность не забудьте. И нижние, непременно нижние! Скажите там, для кого.
Лора исчезает за дверью, Лаврентий возвращается к нашему столику.
— Итак, слушаю вас, Женя. Сегодня я просмотрел план. Все ваши сроки истекли!
— Да, срок — первое июля, — подтверждаю я.
— Положим — первого января, дружок. До первого июля вам его продлили.
— Но, Лаврентий Степанович… — запинаюсь я, — у меня не готово… Еще не готово.
Он взглянул на Димку.
— Тогда довольно бить баклуши, беритесь за дело.
— До сих пор, — говорю я, — мне казалось, что я делаю дело. Пусть малость.
— Обиделся! Конечно, делаете, но — именно — малость. А речь о другом — о плане научной работы и некоей диссертации в нем. Замечу: утвержденной нашим ученым советом. Знаете, по-дружески, — у вас нет ясной цели, размаха. А размах, как себе хотите, это талант.