– Россия стала опасна. Саксонский курфюрст сулит нам поддержку. Поляки уже в конфедерациях – на случай, если русские шагнут за Неман. Пруссия же всегда с нами – за друга своего Фридриха я спокоен: вот на кого Франция может положиться!
Все уже вышли, остался с королем один принц Конти.
– Ваше величество, – ответил он, – не ручайтесь дружбою Фридриха, ибо маркиза Помпадур желала бы отомстить королю Пруссии, который имел неосторожность написать эпиграмму на ее возвышенные прелести.
Людовик продолжил о другом:
– Я не скрою, брат, что раздоры с Веною желательно погасить, как того требуют интересы единства католической церкви.
– Но… Англия! – подсказал Конти.
И придвинул королю баранину в чесноке. Разбив десяток круто сваренных яиц, принц ловко очистил их для «многолюбимого».
– Говори, брат, – разрешил ему король.
– Известно, – четко отвечал Конти, – что в Петербург отправляется из Лондона старая сент-джемская лиса – сэр Вильямс. И говорят, король Георг обещал ему награду золотом, если он выпросит у России солдат для защиты Ганноверского княжества…
– К сожалению, Англия для нас неуязвима, – буркнул король.
– Но зато уязвим король Англии!
Людовик понятливо кивнул: курфюршество Ганноверское, это фамильное наследие королей Британии, находилось под самым боком Франции; «уязвить» Англию можно через захват Ганновера. Тем более что короли Англии больше гордились короною курфюрстов ганноверских, нежели сверкающей короною британской.
– Король Георг, – досказал Конти свою мысль, – несомненно, пожелает закупить русских солдат, чтобы оградить Ганновер от наших мстительных посягательств.
– Необходимо равновесие, – произнес король, берясь за жирную ветчину с укропом. – Европу спасет только равновесие!
– Но центр равновесия политического, – не унимался Конти, – передвигается по Европе, и сейчас он, как никогда, близок к Петербургу, Россия стучится в двери Европы не кончиками пальцев, а ломится всем плечом. Мир сузился, и всем становится тесно. Елизавета громче всех требует себе места под крышей…
– А что Петербург? – рассеянно спросил Людовик.
– Мы располагаем сведениями о России только благодаря госпоже Каравакк, вдове живописца.[1] Вице-канцлер Михаил Воронцов, как и фаворит императрицы Иван Шувалов, склонен к союзу с Францией. Но зато великий канцлер Алексей Бестужев-Рюмин…
– А подкупить? Пробовали? – оживился король.
– Воронцова незачем подкупать: он наш.
– А великого канцлера?
– Бестужев, – отвечал Конти, – уже набрался взяток от венского двора и сейчас снова возьмет от английского посла Вильямса по его прибытии в Петербург…
Людовик был окончательно «изнурен» диетой:
– Опять эти… вапёры! Мой друг, простите своего короля… – Его величество вяло улыбнулся. – Продолжайте: кому из французов удалось проникнуть к русскому двору?
– Только живописцу Сампсуа,[2] ваше величество. Увы, но французское искусство, очевидно, сильнее французской политики, если оно просачивается в эту дикую Россию, словно вода в греческую губку.
– А кто этот Сампсуа? Я его знаю?
– Сын швейцара, что служил у герцога де Жевра. Обладая даром живописца, Сампсуа удостоен был трех сеансов при дворе. В разговоре с ним Елизавета сожалела о разрыве с Версалем.
– Надеюсь, Сампсуа с ответом не сплоховал?
– Он сказал, что ваше королевское величество имеет нежное сердце и отвечает Елизавете полной взаимностью…
Концы губ Людовика дрогнули в дремотной усмешке, – он еще не забыл, что когда-то был женихом Елизаветы Петровны.
– Что ответила Елизавета? – спросил король.
– Она отвечала лишь очаровательной улыбкой, которую Сампсуа и воспроизвел на миниатюре, вправленной в табакерку.
В руке принца Конти вдруг щелкнула табакерка, на внутренней крышке ее – в овале – король увидел изображение прекрасной полнотелой женщины, которая стыдливо прикрыла веером обнаженную грудь.
Людовик грузно поднялся из-за стола:
– Что делать? Россия никому не нравится, но вся Европа нуждается в ее услугах… Так позаботьтесь же, принц, посылкою в Петербург ловкого человека. Нет, не человека, а – дьявола!
Поддернув шпагу, король пошел было к дверям, но задержался:
– Союз с Россией необходим, чтобы удобнее действовать против России… Изнутри самой же России, и – во вред России! Я не люблю этой страны, о которой мы долго ничего не знали, а когда узнали, то вдруг выяснилось, что именно эта страна способна нарушить равновесие всей Европы…
1
Луи Каравакк – французский живописец, работавший в России с 1716 года до смерти своей в 1754 году. Оставил немало портретов царской семьи и русской знати; некоторые из них находятся в Русском музее и Государственной Третьяковской галерее. (Здесь и далее примеч. автора.)
2
Сампсуа – французский мастер миниатюрных портретов; работал в России с 1755 до 1763 года.