– О да! Меня там ждут дела. Я ведь когда-то был актером! Вы можете мне верить: я скорее стану гребцом на алжирской галере, нежели подведу такого патриота, как вы.
Чуди забрал у Валькруассана все его секретные бумаги и отправил их прямиком в Петербург – к своему покровителю Шувалову. После чего этот Чуди с чистой совестью ускакал в Париж, где его за прошлые «актерства» давно поджидала камера в Бастилии! В комедии осталось одно действующее лицо – Валькруассан.
Этого комедианта арестовали в Риге (тайком от канцлера Бестужева) и – за счет Шуваловых! – со всеми удобствами покатили в Россию, где его поджидала камера в Шлиссельбурге. Таким образом «патриоты» оказались каждый на том месте, какого они и заслуживали…
Валькруассан видел теперь из окошка крепости волны Ладожского озера, с ревом наступавшие на низкий берег, и седел от ужаса. В один из дней его спустили в подвал русской Бастилии. Громадный мужик с дерюжинкой на поясе раздувал мехи горнила, докрасна накаливая здоровенные клещи. А за столом сидел ласковый русский дедушка в паричке набок. Он любовно перебирал лежавшие перед ним ржавые клейма, щипцы для вырывания ноздрей, плети-семихвостки.
– Не надо! – дико закричал Валькруассан. – Только не мучайте… Я всё скажу вам! Милосердия, милосердия…
Дедушка погладил шпиона по головке, как родного сына:
– Что вы, сударь? Разве же я вам сделаю плохого? Это мы так… балуемся. Ну-ну, не плачьте. Садитесь-ка вот сюда. Выберите перышко да отпишите нам всё по порядку… Кто такой? Кто послал? Чего надобно в России?
Валькруассан отписал по порядку: секретарь французского резидента в Варшаве, графа Брольи, он прибыл с поручением следить за вооружением России; Версаль озабочен – каковы истинные намерения русского двора и каковы взгляды Елизаветы на сближение России с Францией.
– Ну вот и всё, – сказал дедушка, снимая очки. – Премория ваш хоть куда! А вы, сударь, пугались… Это нехорошо: ведь французы – народ смелый… Яшка, – крикнул он палачу, – гаси поддувало да струмент пытошный сложи. И так обошлось…
Этот же Яшка, перестав быть палачом, сделался цирюльником. Валькруассана побрили, причесали и (опять-таки тайно от Бестужева) водою доставили в Петербург – по Неве, под парусами. Оттуда – через сады – в дом Ивана Шувалова. Стол уже был накрыт, француза деликатно оставили одного, и Валькруассан впервые в жизни наелся русской икры. Вино тоже было преудивительное – только для француза!
– А сейчас, – с поклоном вошел лакей, – вам предстоит разговор с очень важной персоной…
К французу вышел сам фаворит императрицы Иван Иванович Шувалов, но себя не назвал и повел осторожные речи:
– На один из вопросов, для выяснения которого вы и пытались пробраться в Россию, я вам отвечу без утайки… Да! Моя государыня огорчена разладом с Версалем, особливо тем нелестным тоном, в котором газеты Парижа отзываются на все происходящее в России… Не думайте, что если мы, русские, живем на отшибе Европы, то для нас безразлично, что говорят о России! Мы очень внимательно следим за иностранной печатью. И передайте тем, кто вас послал: сначала измените тон в печати, а потом добивайтесь дружбы с нами!
– Вы заслужите бессмертие, – воскликнул Валькруассан, – если подвигнете свою императрицу к союзу с моим королем!
– У нас хватает союзников, – брезгливо поморщился Шувалов. – И не нам, русским, искать их. Россия достаточно могущественна, ей не надо искать кого-то. От самой Франции зависит этот союз… Версалю нет дела до Польши! А тем более незачем подбивать султана турецкого на войну с нами… Можете передать это тем, кто вас послал!
Валькруассан прижал руку к сердцу, распетушился:
– Клянусь! Именем той прекрасной, которое не смею произнести, но которая изнывает по мне в Варшаве и которую зовут Ядвига Падревска… Клянусь! Я сейчас же брошусь в Париж, чтобы довести до моего короля столь важные признания.
Шувалов поиграл сверкающей табакеркой:
– Сейчас, сударь (и нюхнул табачку), вы не в Париж броситесь. А мы вернем вас обратно в крепость Шлиссельбурга, где вы и пробудете до тех пор, пока мы не разменяем вас, как шпиона…
– Разменяете?.. Как шпиона?.. На кого?
– Мой просвещенный друг Чуди сидит в вашей Бастилии. Уже по этому вы, мсье Валькруассан, можете понять, как высоко я вас оценил…
Впоследствии два «патриота» были освобождены, и на полдороге (где-то между Парижем и Веной) коляски их встретились.
– О, вот и вы, кавалер Валькруассан! – обрадовался актер Чуди, он же Люсси и, наконец, граф Пютланж – последовательно.
– Ты не ошибся, скотина!
– Зачем же так грубо?.. Откуда вы, сударь?
Но коляски уже разъехались.
Первое действие нашей книги подходит к концу. Остается сделать выводы… И французы и русские были заинтересованы в политическом и культурном сближении. Недоверие из-за прошлых событий мешало им сойтись окончательно. Но агенты уже работали в этом направлении. Работали тайно! Союза пока не вышло. Но союз назревал. Было еще неясно, в какие он формы выльется. И – самое главное – против кого он будет направлен?
Пруссия опасна для России. Но Версаль дружит с Сан-Суси.
Не будем гадать – что и как. Подождем. Время покажет.
Куда делся де Еон?
Теперь читатель вправе спросить у меня:
– А куда же делся де Еон, который в женском платье, под именем Лии де Бомон, приехал в Петербург вместе с Дугласом? Столько автор наговорил нам о ее женских нарядах, о томике Монтескье и прочем… Где же он? Или, точнее, где же она?
На это я могу ответить читателю, что, много лет собирая материалы о де Еоне, я мучился тем же: куда он делся, проклятый? Где схоронил свои концы? В своих сомнениях я иду дальше и ставлю вопрос так: был ли он вообще тогда в Петербурге?
Да что я! Вот французский историк Мишо – он работал по самым свежим следам, сразу после смерти де Еона он взялся за его изучение, – и Мишо в бессилии отступил, вынужденный заявить во всеуслышание: «Незачем тратить бесплодные усилия на поднятие этой непроницаемой завесы…»
Так ли это? Вот что может узнать читатель из газеты «Неделя»:[6]
«Елизавете представили француженку, и императрица была очарована красотой, скромностью и умом Лии де Бомон. В одни сутки (!) де Еон стал могущественной фавориткой царицы. Он был назначен фрейлиной (!), а вскоре – чтицей к императрице… Лия де Бомон не только читала императрице книги, но и беседовала с ней, выясняя вкусы, склонности, желания. Убедившись в безопасности предстоящего шага, Лия де Бомон принесла в спальню царицы „Дух законов“ Монтескье… В роскошном переплете было спрятано личное послание Людовика XV, приглашавшее царицу вступить с ним в секретную переписку…»
Если бы я не уважал читателя – я бы, наверное, так и писал, как изложено здесь, и моя книга от этого сразу бы стала интереснее. Но я слишком уважаю нашего грамотного читателя и не стану насыщать его душу подобной белибердой…
Вместо этого я предлагаю читателю заодно со мною попытаться разобраться во всем. Начнем с «могущественной фаворитки», какой будто бы стал де Еон в «одни сутки». Даже если бы де Еон потратил на это десять лет жизни, он все равно не стал бы фавориткой. В царствование Елизаветы Петровны женщины никогда не играли при дворе никакой роли, ибо императрица чуждалась женского общества, предпочитая ему – мужское. У нее были только подруги, но фавориток не было!
Тем более не мог де Еон стать и фрейлиной. Русские девушки знатных фамилий избирались во фрейлины не по своим личным качествам, а лишь по боевым и гражданским заслугам их отцов и дедов (какие же заслуги перед Россией могли иметь предки нашего кавалера?). Никогда и нигде Лия де Бомон не значилась в придворных списках – такой просто не существовало при дворе.
6
Газета «Неделя», 1966, № 42 (346) – статья В. Лишевского «Шпион короля, фрейлина императрицы».