Ну, а что еще можно требовать от лихого бургундца с серьгою в ухе, со шпагою на боку, болтуна, пьяницы и бретера?
Ей-ей, сам король Франции вел себя в его годы гораздо скромнее. И уж конечно король ничего не писал (и не читал) об администрации и финансах у народов древности!
ЛЮДОВИК ПРОСНУЛСЯ
Не хочется, а – придется. Сам замысел вещи и ход истории к тому нас обязывают.
Сядем же, по завету Шекспира, на землю, покрытую нежной травою, пустим по кругу чашу с вином и будем рассказывать странные истории про королей…
О короли, короли! Простите, но ваши тени мы потревожим.
В этот день Людовик XV проснулся поздно и, не вставая с постели, привычно и вяло расставил руки. Вечно унылый дофин помог отцу натянуть рубашку. Тряскими пальцами король нащупал горошины пуговок. Принц Луи Конти, на правах сюзерена, продел ногу короля в скользкий сиреневый чулок.
– Шевалье де Вержен, – шепнул он, – наверное, уже прибыл в Константинополь; барон де Тотт поднимет татар, а наши эмиссары взбунтуют, когда надо, Сечь Запорожскую.
– Да, Порту надо пробудить, чтобы крымский хан опять тревожил русские пределы… Не давать России покоя!
Конти, присев на корточки, взялся за туфлю короля. Когда Людовика обули, в спальню к нему были допущены иностранные дипломаты, состоявшие при дворе Версаля.
Среди них не было русского, и это наводило Версаль на грустные размышления.
На горизонте европейской дипломатии звезда Петербурга разгоралась все ярче, и Франция уже не раз убеждалась, что пренебрегать Россией – рискованно и неразумно. Но Версаль относился к русским с неприязнью. Почти враждебно…
– Звон золота разбудит и мертвеца, – ответил Людовик принцу Конти с большим опозданием (а дипломаты зашушукались).
Бездумно глядя в окно, король вытирал лицо и руки мокрым полотенцем. В соседней комнате Oeil de Boeuf лакеи со звоном перебирали кофейную посуду.
– И начнем день! – торжественно провозгласил Людовик.
Начало дня – обычно. В узком проходе, между стеной и кроватью, король опустился коленом на кожаную подушку; старенький Часослов – еще со времен Генриха Четвертого – всегда лежал раскрытым перед королями Франции…
Конти держал отброшенное королем полотенце и прямо в глаза смотрел графу Штарнбергу – послу австрийской императрицы Марии Терезии, с которой тоже не было дружбы у Людовика. Конти смотрел на австрияка, но мысли его были далеко-далеко – на севере. Сейчас Конти всего сорок лет, русской императрице Елизавете Петровне – побольше (под пятьдесят), но это ничего не значит.
«Разве бы я был плохим мужем? – раздумывал Конти. – Или я не гожусь в герцоги Курляндские? Наконец, я могу командовать русской армией…» Людовику, как и Конти, тоже четыре десятка. Но от прежнего красавца, каким он был смолоду, не осталось и следа. Лицо сделалось оливковым, почти сизым. Дыхание короля стало гнусным от несовершенства желудка и частых запоров. К тому же король не мог в обществе связно произнести двух слов. Но и эти слова обычно он выражал (по свидетельству современников) «на подлом языке цинизма и распутства».
Людовик еще молился, а из подвалов Версаля, где размещались кухни, уж слышался ликующий возглас:
– Говяди-и-ина короля!
Дипломаты, кланяясь, спешили отбыть в Бельвю, чтобы засвидетельствовать свое почтение мадам Помпадур (все, кроме посла Пруссии, которому король Фридрих запретил унижаться перед куртизанкой).
– Говяди-ина короля! – разносилось по Версалю, и этот возглас быстро приближался к королевским покоям.
Во главе с метрдотелем двигалась процессия поваров, несших Людовику первый завтрак. Из-под золотых крышек струился пар над фарфором, и все придворные издалека снимали шляпы, раскланиваясь перед «говядиной короля».
Людовик, шевеля губами при чтении, словно школьник, постигающий грамоту, основательно ознакомился с меню.
– Ах, я совсем забыл, – огорчился король, – эти мерзавцы лейб-медики опять посадили меня на диету…
Диетический завтрак Людовика открывало пюре с гренками; затем – громадная тарелка супа из парижских голубей. Король сидел спиною к неприбранной постели; перед ним было раскрыто широкое окно, и в нем виднелись квадратно подстриженные деревья. Ни одна веточка не вырастет длиннее другой – так что глаз короля всегда спокойно скользит по зелени.
Разодрав фазана за крылышки, Людовик сказал: