Выбрать главу

Нас водила молодость

В сабельный поход,

Нас бросала молодость

На кронштадский лёд.

…………………

Чтоб земля суровая

Кровью истекла,

Чтобы юность новая

Из костей взошла…

Но и тут, цитируя эти замечательные стихи, автор книги добавляет свою ложку дёгтя в бочку мёда, комментируя их: «Гипнотически действующие строки – своим ритмическим напором, звукописью, мелодикой… А по сути – аморальная проповедь само– и отцеубийства: подобно тому, как позднее «прославлялся подвиг» небезызвестного Павлика Морозова…»

Ну, оставим честного и принципиального пионера Павлика Морозова в покое, а обратим внимание на то, что показалось аморальным автору в стихах Багрицкого. Очевидно, слова о том, что земля будет истекать кровью, а на ней из костей юность новая взойдёт. Это автору кажется мазохизмом. Но разве не та же мысль звучит у другого поэта Владислава Ходасевича в сборнике стихов «Путём Зерна», о котором тот же Бердинских пишет похвалу: «Основополагающая идея сборника «Путём Зерна» – умирание ради нового рождения – оказалась не только трагичной, но и оптимистически актуальной для тогдашней России (таковой, впрочем, эта идея остаётся и поныне):

Проходит сеятель по ровным бороздам.

Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,

Но в землю черную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,

Оно в заветный срок умрет и прорастет.

Так и душа моя идет путем зерна:

Сойдя во мрак, умрет – и оживет она.

И ты, моя страна, и ты, ее народ,

Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —

Затем, что мудрость нам единая дана:

Всему живущему идти путем зерна».

Почему же у Ходасевича это оптимистично хорошо, а у Багрицкого аморально плохо? А всё очень просто. Эдуард Багрицкий признанный советский поэт. Его песню «Нас водила молодость» распевает вся страна, и стар и млад. А Ходасевич антисоветский эмигрант, о чём автор не забыл упомянуть: «Трагичность ситуации в России, разгул «красного» террора, осознание дальнейшего сотрудничества с большевиками как фактического соучастия в их преступлениях, скорее всего, и послужили для поэта причиной его отъезда за границу, ставшего началом пожизненной эмиграции».

И такой подход к описанию биографий поэтов и их творчества наблюдается на протяжении обоих томов, но особенно ярко советскофобия Бердинских проявилась в пятой главе «Союз Советских писателей и «машина» советской поэзии». Здесь автор пытается всё перевернуть с ног на голову. Говоря о первом объединительном съезде Союза советских писателей 1934 года, он так определяет цели руководства страны: «Для чего же из разрозненных и постоянно враждующих литературных групп и организаций понадобилось правящему режиму создавать некую единую систему, свести эту «разношёрстную публику» к какому-то «общему знаменателю», загнав её в нечто подобное казарменному стойлу (как бы высокопарно всё это ни называлось)? Ответ, в общем-то, на поверхности: для тотального партийно-государственного контроля над литературой – как и над всем обществом».

Как легко брякает словами ненавистник советского строя. «Загнать писателей в казарменное стойло». Нет, не это было задачей съезда писателей. Ведь объединение было добровольным. Не хочешь вступать в Союз – никто не настаивает. Но разве лучше обстоит дело сегодня, когда после развала СССР в стране образовались Союз писателей России, Союз российских писателей, Российский союз писателей, Союз писателей Москвы, Интернациональный союз писателей, Международный союз писателей "Новый современник", Российский союз профессиональных литераторов и множество разных группировок? Пишущий творчески человек начинает метаться между разными объединениями, не зная, к кому примкнуть, чтоб было больше отдачи от его творений, чтоб принести больше пользы стране. А разницы между объединениями почти никакой. Прав или особых льгот ни у кого нет. Это раньше член Союза писателей мог поехать по льготной путёвке в санаторий или дом отдыха Союза писателей, имел право на дополнительную жилую площадь, не числился безработным, занимаясь только своим творчеством, по достижении определённого возраста получал пенсию. Теперь всего этого нет, как не было и до первого съезда Союза писателей. И писали все по-разному. А то, что всё подчинялось одной идее построения социализма и коммунизма, так на то мы и назывались социалистическим государством. Кто не соглашался с идеей, мог выехать и не мешать строительству нового общества.