Тут Никита Михалков либо лукавит, либо просто не знает, что до 1967 года в военно-морском флоте матросы и старшины служили четыре года, а потом до 1998 года этот срок был установлен три года. А призывник, о котором идёт речь, служил с лета 1972 года по осень 1973 года. Кроме того, какая это была служба?
Но об этом чуть позже. Сначала мне хочется сказать об общем впечатлении от прочитанной книги. Чем дальше я углублялся в неё страницу за страницей, тем больше меня охватывало ощущение того, что меня погрузили с головой в помойную яму, из которой никак не выбраться. И в первую очередь – это язык. Я никак не ожидал, что в книге сына мною любимого писателя Сергея Михалкова, с которым мне лично довелось познакомиться, и поэтессы и переводчицы Натальи Кончаловской, в книге широко известного сейчас киноактёра и режиссёра, я увижу речь, насыщенную вульгарными словами, теми, что называются ненормативной лексикой. То и дело встречаются слова и выражения на хорошо известные в некультурной среде буквы «х, б, е, м» с точками после них и соответствующими падежными окончаниями.
Мне некоторые могут возразить, что большая часть книги посвящена армейской службе, где без матерщины не обходятся, а ведь это дневниковые записи. Но, во-первых, о том, какая это была служба, мы ещё поговорим, а во-вторых, эта ненормативная лексика проходит в речи автора через всю книгу, когда автор описывает уже и девяностые годы. Ну, и, в-третьих, я, например, воспитывался в семье простого бухгалтера, хоть и потомка дворянина, но никогда не кичившегося этим. Так вот у нас в семье, а нас было шестеро, мат и похабные выражения всегда отсутствовали. И, когда я тоже работал некоторое время в кино помощником звукооператора, то там все знали, что в моём присутствии ругаться не стоит, так как я этого не любил. Более того, когда я служил в армии, а я в ней пробыл три года от звонка до звонка в закрытой части рядовым аккумуляторщиком, то там я тоже не ругался и даже был такой эпизод.
Я не только не ругался, но и не курил, что вызывало сначала насмешки товарищей. Но однажды я втайне ото всех купил пачку сигарет и потренировался курить, не кашляя. И вот как-то, идя по лесной дороге к месту нашего дежурства, весело болтая с друзьями, я достаю из кармана сигареты, спички и закуриваю. Друзья сначала не заметили, а потом вдруг изумлённо кто-то воскликнул:
– Смотрите, Женька курит!
На что я спокойно, затянувшись и выпустив дым изо рта, сказал им:
– Ну и что здесь трудного? Я вот только что выругался матом, а вы даже не заметили. Какой в этом героизм? Это все могут. Курить и ругаться легко. А вы попробуйте сделать, как я. – И я снова вынул из кармана пачку сигарет, бросил её на землю и раздавил ногой. – Попробуйте не курить и не ругаться. Вот где нужна сила воли. Это будет по-мужски.
Шедший рядом со мной мой друг Артур Мошавец, услышав это, вдруг сказал:
– А вы знаете, пацаны, Женька прав. Я тоже бросаю курить и ругаться.
Он вынул изо рта сигарету и тоже растоптал её на дороге.
Никита Михалков, кажется, упивается в книге матерными выражениями, которые используют в своей речи и герои его описаний, и он сам. Автором часто упоминается в книге с восхищением Фёдор Достоевский, но при этом Михалков почему-то не замечает, что этот великий писатель в своих повествованиях даже в картинах о тюремной жизни никогда не прибегал к матерщине, не пользовался ненормативной лексикой, хотя жизнь его героев была чрезвычайно тяжёлой. Однако мастерство писателя как раз и заключается в том, чтобы описывать грубую речь образно, но интеллигентно, используя всё богатство русского языка.
Я не знаю, как написаны другие книги Никиты Михалкова, не знаю, как он пишет сценарии к фильмам. Знаю только, что как актёр мне он очень нравится, как режиссёра я его уважаю за один фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Остальные его фильмы я начинал смотреть и бросал, книги его не читал и читать теперь не буду, программы, которые он ведёт на телевидении начинаю смотреть и тут же прекращаю. Уж очень мне не импонирует этот человек, как деятель и мыслитель. Но вернёмся к его дневникам.
Грязи в его записях много и помимо языка. Чего стоит одна туалетная тема, которая начинается чуть ли не с первых страниц книги, и тема питья водки и спирта. На стр. 20 мы читаем эпизод из жизни ещё не отправленного в армию автора:
«В один из тех жарких вечеров, когда мы, уже не выходя с ГСП, пили водку, а мой сопровождающий как-то особенно быстро сникал, произошло нечто совсем уж страшное.
Кто бывал когда-либо в таких заведениях, как городской сборный пункт, знает, каковы там туалеты, помнит длинные, в десять-пятнадцать метров писсуары с отколотыми плитками, в которых всегда журчит вода.