В четырёхстраничной программе недельного визита господина Гольца, составленной норвежской стороной, предусматривались встречи в Министерстве иностранных дел и Министерстве юстиции Норвегии, в комиссии по расследованию авиакатастроф, беседы с губернатором и представителями местной администрации архипелага Шпицберген, осмотр места катастрофы самолёта и участие в открытии мемориального памятника погибшим, были расписаны гостиницы и обеды в ресторанах за счёт норвежской стороны. Три строчки программы посвящались однодневному посещению российского посёлка Баренцбург.
Замечу а про по, что в опубликованном затем материале Александра Гольца на эту тему под заголовком "Брошенные у полюса", разместившемся пространно на пяти страницах еженедельника, из четырёхсот с лишним строк текста ровно сорок были посвящены вопросу катастрофы самолёта. Ими завершалась статья, но я хочу начать именно с них, так как здесь особенно проявился синдром слепоты, обозначенный мною ранее, но особенность которого, что заставило меня дать ему новое имя, заключалась в том, что автор, ослеплённый приёмом, командировочными и всем сопутствующим, писал пером не то, что было всем очевидной правдой, а то, что хотелось видеть заказчику. Понятное дело – кто платит, тот и заказывает музыку. Но ведь должна же быть ещё и совесть гражданина? Или в нашем разваливающемся государстве и это уже свалено в корзину прошлого?
Поговорим же об этом.
В своих сорока строках о гибели самолёта господин Гольц коснулся темы, которая год назад взбудоражила всех да и теперь ещё не закрыта, но он привнёс в тему своё неожиданное для русского человека видение, точнее то видение, которое от него и ждали те, кто оплачивал его поездку. Вот что он пишет о событии годовой давности:
"Прибывшие из Москвы спасатели рвались начать работы. Однако норвежцы, имевшие точные данные, что в живых после катастрофы никого не осталось, запретили отряду в условиях плохой погоды подниматься наверх. Спасатели, по норвежской версии, запрет проигнорировали. Норвежцы расценили это, как покушение на свой суверенитет. "Я тут же приказал арестовать их, – без тени сомнения в правильности тогдашних действий говорит вице-губернатор. – Впрочем, через несколько часов инцидент разрешился. Потом мы крепко выпили с этими парнями. Впервые в моей жизни я пил с людьми, которых приказал арестовать".
Удивительно цинично звучат эти строки, вышедшие из-под пера российского журналиста. Почему здесь дана только норвежская версия? И почему, собственно, только ей посвящены эти сорок строк?
Чтобы читателя этой статьи и самого господина Гольца не отсылать к моей собственной статье на эту же тему, опубликованной в четвёртом номере журнала "Вокруг света", я процитирую данное мной описание той же ситуации с наручниками, которая, кстати, произошла аж на третий день после гибели самолёта.
" …губернатор и министр юстиции Норвегии посещают Баренцбург. С ними встречаются наши шахтёры, требуют разрешить российским спасателям приступить к работе: они уже сутки здесь и не могут получить согласия норвежской стороны на проведение спасательных операций.
Министр обещает помочь. К вечеру этого дня наши спасатели, наконец, вылетают к месту катастрофы, где у подножия горы в месте, указанном норвежцами (выделение моё), устанавливают свою палатку и, по договорённости с норвежцами, принимают на себя самый трудный участок – край и верхний склон горы. Для подготовки крепежа верёвок двое поднимаются на плато и тут же обнаруживают лежащий совершенно открыто один из "чёрных ящиков" ярко-оранжевого цвета. Он хорошо заметен на белом снегу, но по какой-то странной причине не был до сих пор обнаружен норвежцами. Спасатели сообщают о находке по рации оставшимся внизу товарищам. Через некоторое время на плато садится норвежский вертолёт, и российских спасателей арестовывают, надевают на них наручники, обыскивают и пять часов допрашивают в конторе губернатора".
Нет, никто не пил с ними в ту ночь. Голодными почти в полночь их доставили в аэропорт только после моего возмущённого телефонного звонка губернатору. Во время допроса никто не говорил о погодных условиях. Норвежцев интересовали воинские звания спасателей и какие-то скрытые цели, которые они будто бы преследовали во время подъёма на гору.
Да, инцидент со спасателями и с требованием убираться со Шпицбергена был потом исчерпан. Норвежцы действительно многое сделали для того, чтобы загладить свою вину, мы стараемся не вспоминать об этом при наших многочисленных встречах, но это совсем не значит, что кому-то может позволяться перекраивать происшедшее на свой лад. Тем более что и причина катастрофы до сих пор не раскрыта, хотя сами норвежцы официально утверждают полную невиновность в ней российских пилотов и исключают какие-либо неполадки в самолёте. А вот сказать со сто процентной уверенностью о правильности действий норвежских авиационных служб они не могут, а потому и ощущают ещё большую свою вину, которую и пытаются загладить всеми способами, для чего, видимо, и привлекли даже российского журналиста. Он и отблагодарил их всей своей статьёй, основная суть которой, как я уже сказал, не имела отношения к аварии самолёта, но, как и в последней части, отвечала запросам заказчика.