"Союз нерушимый !.." (REMAKE) *
Форменное безобразие министра *
Универсальный культиватор *
Послание потомкам
В Пенисове, между тем, наступила зима. Собственно, зима наступила во всем северном полушарии Земли, и в Пенисове всего лишь "в том числе". Можно было сказать так: "Во всем Северном полушарии вообще, и в русской деревне Пенисово в частности, наступила зима".
Зиму в Пенисове не любили. Во-первых, за холодную погоду, морозы. И неуместные оттепели. Во-вторых, за снег или его отсутствие. А в-третьих, за то, что каждую зиму пенисовцы превращались в Робинзонов. И Пятниц. А, по-русски говоря, Робинзонов и Понедельников. (Никифорыч за Робинзона, остальные за Понедельников.)
Единственное достоинство русской зимы в том, что она как бы очищает местность и создает иллюзию ухоженности. И хотя никто уже давно не ждет никаких чудес, и все знают, что весной снег, скорее всего, растает и глазам вновь предстанет традиционный пейзаж российской тематики на мотивы помойки, но всё же где-то в подсознании у каждого русского всякий раз зимой нет-нет, да и обязательно проскользнет шальная мыслишка о том, что "А вдруг!..".
Вдруг однажды снег растает, а под ним обнажатся ...шведские дороги, немецкие поля, английские газоны. Ну вдруг?!!
Или иначе. Как было бы хорошо, если бы всё случилось именно так!
Но проходит год за годом, и так всё никак не случается и не случается. На месте английского газона по весне обнажается всё та же куча гов..., простите, отходов, на месте немецкого поля - прошлогодняя картошка или капуста, а уж на месте шведской дороги такое вытаивает, что и говорить не хочется.
Так что зиму в Пенисове не любили еще и за то, что она еще ни разу не оправдала возлагавшихся на неё тайных надежд. Вот и на этот раз наступила очередная бесполезная русская зима.
Никифорыч, одетый в валенки на босу ногу и шапку на лысу голову, позевывая, выглянул из избы на улицу. Был легкий немецкий мороз. Ветряной генератор, слегка посвистывая подшипником, неторопливо крутился, перекачивая воздух с северо-восточного направления. Ветер был небольшой.
"Охо-хо!.."- огляделся по сторонам Никифорыч,- "Ни дорог, ни дураков! Одна зима вокруг. Скоро еще один Новый год."
Он вернулся в избу, переключил генератор с зарядки в режим работы, растопил печку и хотел было уже задать корма своей домашней живности, но вдруг услышал краем уха по радио:
"Союз нерушимый республик свободных!.."
Никифорыч подумал, что ослышался. Это было похлеще Галактиона. Тени прошлого? Мелодия, правда, не сопровождалась никакими словами, но их было и не надо. Никифорыч грузно сел на табуретку и опустил голову на руки.
Нет, он не обрадовался и не испугался. Возраст был уже не тот. Ему вспомнился родной завод. Непритязательная обстановка его родного рабочего кабинета, чуть подхриповатое радио, самодельный телевизор с сенсорными кнопками ("последний писк" по тому времени) и его верные логарифмическая линейка и арифмометр, напоминающий механический кассовый аппарат с ручкой.
Удивительное дело: почему-то не припомнилось ничего дурного из той поры. Ни дубоватого секретаря парткома-месткома, умевшего связно говорить только две фразы, "Дорогой Леонид Ильич" и "В соответствии с указаниями ЦК КПСС". Ни всеобщего дефицита, ни уравниловки, ни КГБ-шных нюансов, пронизывающих всех и вся. Всё это почему-то не вспомнилось.
А вспомнились бескорыстная жажда новых научных открытий, радость от очередного успешного запуска в производство нового военного прибора, аналогов которому, конечно же, не было ни в одной "стране империалистического лагеря".
Естественно, всякий такой успех был запланированно приурочен парткомом-месткомом к какой-нибудь идеологической дате. Но это опять же теперь как-то не всплывало в памяти, а сразу вспомнилась та хорошая радость, которую ни к чему приурочить просто невозможно.
Вспомнились походы в лес на деревянных, вручную просмоленных лыжах, отечественные шоколадные конфеты "Ассорти" (которыми все тайно гордились, не меньше чем полетами в космос), палки полукопченой колбасы, выдаваемые во вторую очередь передовикам производства и в первую - партхозактиву (от чего они не становились менее вкусными). Но опять почему-то вспоминались только те, кому всегда доставалось "во вторую очередь".
Наверное, это было естественно для таких людей.
Из забытья Никифорыча вывел громкий и какой-то радостный стук в дверь. Он вздрогнул, медленно поднялся, привыкая к действительности, и отодвинул засов, сделанный из металла, предназначенного исключительно для спутников и подводных лодок.
На крыльце стояли Михалыч и Николаич. Николаич впереди, Михалыч чуть сзади. Вид у них был такой, будто им неожиданно и сразу открылись все тайны мироздания и к тому же они находятся сейчас в ожидании всего лишь формального подписания уже подготовленного приказа об их назначении. Одного - наместником Бога на Земле, другого - его заместителем. Кого именно кем - понятно.
– Ну здравствуй, товарищ Никифорович!- неестественно поздоровался Николаич, а Михалыч сказал нейтрально: "Здравия желаю."
– Здорово, мужики,- ответил Никифорыч,- заходите, раз пришли.
Николаич по-хозяйски зашел в комнату и вдруг каким-то театральным движением плеч сбросил с себя драненький тулупчик, который сразу же на лету успел подхватить Михалыч. Под тулупчиком обнаружился костюм, сидевший на Николаиче как на хроническом сколиознике из-за навешанных на него множества металлических побрякушек.
Среди них можно было заметить все советские "юбилейные" медали, значки "Участнику всесоюзного съезда служебных собаководов-любителей", "Заслуженный врач-гинеколог", и даже пришпиленный, видимо, по недосмотру значок рок-фестиваля 1970-х годов "Тебе, Партия, наши песни!".
Пейзаж дополняли отглаженные брюки, заправленные в валенки.
Михалыч выглядел не хуже. Старая парадная форма подполковника милиции, видимо, уже не была предназначена к её прямому назначению и поэтому Михалыч смотрелся в ней как отставной Дон-Жуан на пенсии, облачившийся в свой первый свадебный костюм пятидесятилетней давности.
Валенки, подобно генералитету, он позволить себе никак не мог, поэтому был обут в форменные черные туфли, в которые по пути набилось изрядное количество снега. Из-за того, что Николаич шел по узенькой тропке впереди, а Михалыч семенил сбоку и сзади.
Все сели. Никифорыч согрел чаю. Помолчали.
– Ну как дальше жить будем?- нарушил тишину Николаич.
– Это в каком смысле?- не понял Никифорыч.
– Ну как в каком?! Хватит этого раздрая и беспредела! Необходимо срочно восстановить законность, правопорядок и наладить идеологическое воспитание трудящихся масс.
– Так точно,- сказал Михалыч.
– Что это с вами?- удивился Никифорыч.
– Ничего,- фальшиво сказал Николаич.- Просто мы решили, что пора налаживать нашу жизнь.
– И каким же образом?
– Как каким? Давно известным, испытанным, можно сказать, пролетарским способом. Для начала сформировать первичную партячейку, сделать её председателем самого уважаемого и достойного жителя нашего села. Из местных, так сказать.
– Ну и кого же?- спокойно спросил Никифорыч.
– Народ выберет, народ не ошибается,- обиженно ответил Николаич.
– А потом?
– А потом восстановим местный колхоз, назначим тебя его сопредседателем, повысим удои, организуем привесы и жизнь сама войдет в нормальное русло.
– Райотдел милиции!- прошептал Михалыч.
– Да,- продолжал Николаич,- Для поддержания шта... то есть социалистической законности организуем Пенисовский райотдел внутренних дел. Тем более, что начальник уже есть.