Гера опять остановилась, не в силах пережить нового эстетического впечатления.
— С ума сойти, — прошептала она, — я такого никогда не видела.
— Это еще что, — сказал парень в сером костюме.
Пришлось взять ее за руку, чтобы она не чинила препятствий общему движению.
Дача батьки Трифона оказалась огромным четырехэтажным домом, выполненным в стиле русской помещичьей старины. Но только с самым современным размахом.
Темно-красная дорога заканчивалась у парадного входа, где высились длинные белые колонны, поддерживающие козырек, над входом из огромных застекленных дверей, полными какими-то золотыми штучками. Не получилось рассмотреть поближе эти золотые штучки, потому что до парадного входа мы не дошли, только полюбовались им издали.
Наш путь лежал левее, — парень свернул на боковую дорожку, впрочем, выполненную все из того же мелкого гравия.
— Это — сказка, — сказала мне Гера, которая все время норовила остановиться, чтобы осмотреть окружающее поподробнее.
— Да, мне тоже очень понравилось, — согласился я.
Мы пришли в боковой флигель, — тоже домик будь здоров, с зелеными расписными окнами, трехэтажный, и с такой же зеленой крышей.
— Это для гостей, чтобы им было, где останавливаться, — почтительно сказал парень. — Правый флигель уже занят, а в этот гости подъедут ближе к ночи. Но к их приему все готово… Вам разрешили помыться здесь, пока свободно. Я вас провожу.
Дверь нам открыла дама, в традиционной форме русской горничной. В строгом коричневом платье, и в белом кружевном фартуке. Чем-то напоминающая старорежимную школьницу.
— Проходите, — сказала она, — насчет вас уже звонили. Проходите, пожалуйста.
Но не спускала глаз с меня.
Несмотря на легкий шок от обилия впечатлений, Гера заметила это, непринужденно этак встала между мной и ею, и крайне воспитанно сказала:
— Спасибо. Спасибо, большое.
Без мата, без каких-либо бранных слов, без единого народного выражения, — очень вежливо и тактично. С очаровательной улыбкой… Как только они могут, эти женщины, так восхитительно ставить друг друга на место, — это же выше всякого понимания, выше всякого разума, это непостижимо уму.
Мы с парнем слегка улыбнулись. Он — из уважения ко мне. Дяде.
Я — потому, что тоже испытал чувство легкого шока, — уж от Геры-то ничего подобного не ожидал. Даже представить не мог…
Мы вчетвером поднялись на второй этаж, по темно-зеленой нескончаемой ковровой дорожке, мимо дверей с золотыми ручками, фикусов в зеленых кадках, мимо стульев и журнальных столиков, мимо висящих по стенам гобеленов, с изображениями сцен древнерусской охоты на зайцев, и висящих между ними сабель и кинжалов… Поднялись, прошли длинным коридором и остановились.
— Пожалуйста, — сказала женщина, — здесь душевые и ванные… Если хотите, можете помыться вместе. Как вам удобнее.
Обслуга была вышколенная и, видно, насмотрелась на всякое. Ни тени никаких эмоций не пробежало по их лицам. Так, стандартное предложение, выученное на зубок.
Эмоции пережила Гера. Она превратилась в камень от страха. Несмотря на то, что я держал ее за руку, и бояться, вроде бы, было нечего.
— Мальчики — налево, девочки — направо, — сказал я…
Наконец-то я нормально помылся. После стольких перипетий.
Стоял под душем, где была горячая и холодная вода, — и возможность смешать их в любой пропорции, — и получал истинное удовольствие.
Даже можно было представить, при наличии определенной фантазии, что я опять дома.
Я пытался. Но фантазии у меня не хватило. Удовольствие присутствовало, но фантазии, чтобы превратить его в подлинное блаженство, у меня не было. Потому что у меня не было дома.
Как и фантазии представить его.
Мыло пахло жасмином, шампунь назывался «Тимотей», вокруг был розовый кафель, на каждой кафелине расположилось японское дерево — сакура. Что по-русски означает: вишня… Но сакура — это вишня в цвету. Они там, в стране восходящего солнца на этих вишнях в цвету крепко помешались.
Существует ли эта Япония на свете?.. В холле я видел самый настоящий телевизор. Вот бы проверить.
Через десяток минут я стал совершенно чистый, так что кожа под пальцами скрипела.
Актер погорелого театра.
Оделся, посмотрел на себя в зеркало. Последний раз брился еще в части, два дня назад… Как давно это было.
Двухдневная щетина сделала мое лицо старше и мужественней. По самой современной моде, — легкой небритости.
Но нужно расстаться с этим, ведь я — пастушок.
На полочке у зеркала — все необходимое для бриться. Даже одноразовые станки «Жиллетт» в красивых упаковках. Я распечатал одну…