Иван снова смотрел на Машу во все глаза, и снова его глаза стали круглыми от удивления.
— Я думаю: если во вселенной есть Бог, и он создал людей, по своему образу и подобию, то он же не хотел создать свиней. Ведь так?.. А если он не хочет, чтобы его любимые создания превращались в свиней, то он должен позаботиться о них и дальше… Сделать так, чтобы человек понимал, что счастье в принципе возможно, и чтобы он стремился к счастью, чтобы желание собственного счастья вело его, потому что нет ничего прекраснее этого состояния, — но чтобы счастья он не достигал никогда…
— Здравствуйте… — тихо сказал Иван.
— Поэтому Миша должен был потеряться, — чтобы остаться человеком. Вернее, чтобы меняться. Потому что, это необходимо. Для него. И для меня. И для тебя…
— Но он, — найдется?
— Я чувствую, что — да.
— Маш, но тогда, значит, Бог есть?.. Это — невероятно… Ты ничего не путаешь?
— Откуда я знаю… Я его никогда не видела.
Поезд, хотя и со скоростью дачного велосипедиста, но двигался, — это успокаивало.
Лапширак остыл, разбух и стал невкусным. Иван попробовал заняться им, и осилил формочку до половины, но больше — не смог.
— Так дальше жить нельзя, — сказал он, откладывая вилку. — Если нет магазина, то можно собирать грибы и ягоды, или подстрелить какого-нибудь зайца. Но наш рацион должен быть калорийным и питательным… У меня в холодильнике всегда были яйца. Когда нет ничего, а есть хочется, то делаешь себе яичницу, или варишь их в мешочке… А как готовил полковник, ты помнишь?
— Бедненький, — сказала Маша, — тебя нужно покормить.
— Да мы все съели, все, что было в сумке, — кроме кофе ничего не осталось.
— Ты можешь подождать, хотя бы десять минут?
— Что ты задумала?
— Как что, покормить тебя. Подожди… Не думай пока о еде, если сможешь.
Маша встала, и вышла из купе… Она не любила выходить из купе, только когда приспичит в туалет, или помыться, а так все время сидела у окна и смотрела в него. Ей не надоедало.
А здесь встала и вышла.
Иван было дернулся выйти за ней, даже привстал, но тут же сел снова. Десять минут он вытерпит, но не больше. Раз дал слово… Он сидел, как на иголках, и никак не мог сообразить, что придумала Машка, каким образом она собирается достать им еды. От которой он бы сейчас ни за что не отказался.
Бизнес идея насчет грибов и ягод, требовала гарантированно долгой остановки поезда. Бизнес идея насчет подстреленного зайца требовала еще и огнестрельного оружия. То есть, для всего этого не соблюдались кое-какие первоначальные условия.
Но других идей, — на данный момент, не было…
Машка явилась даже раньше, чем через десять минут. Минут через восемь, через восемь с половиной.
В руках у нее было несколько промасленных газетных свертков. Она подошла, вывалила их на стол, и Иван тут же начал их разворачивать.
В одном оказалась чуть ли половина жареной курицы, в другом — полбуханки свежего черного хлеба, а в третьем — какие-то чуть застоявшиеся, но еще пышные и приятно пахнущие домашние пирожки.
— Откуда? — с восхищением взглянул на Машу Иван.
— Ты кушай, — сказала Маша, — мне так нравится смотреть, как ты ешь.
— Ты что, побиралась? — подозрительно спросил он. — Ходила по вагону и побиралась?
— Сейчас все отнесу обратно, — обиделась Маша.
— Шутка, — сказал Иван, отламывая кусок курицы, и жадно засовывая его в рот. Одновременно, он отломил кусок хлеба, — и тоже засунул его в рот. Челюсти его заработали, ему стало нелегко говорить. — Но все же? — кое-как произнес он.
— Бизнес идея, — сказала Маша. — Потому что все люди вокруг, добрые. Особенно, мужчины… Я сказала, что у нас закончилась провизия, и что мой брат с вечера ничего еще не ел. Я сказала только правду.
— Добрые, — поперхнулся Иван. — Мужики?… Я и забыл, к тебе они всегда добрые. Один Гришка чего стоит… До сих пор, наверное, страдает, места себе не находит, что такая невеста у него дуба дала… Но насчет жратвы, это ты хорошо придумала, — как наказание им, за их кобелизм.
— Ты всех меришь одной гребенкой, — сказала Маша, — так нельзя… Но кушай, кушай, — поешь, и немного подобреешь сам.
— Тебе что, нравится, когда они тебя лапают своими взглядами?
— Ты не прав, — не согласилась Маша, — может, кого-то они и лапают, а на меня смотрят… Совсем иначе, чем ты сказал.
— Ты что, особенная?
— Да, — согласилась Маша. — Во-первых, я их не боюсь, они это понимают… Смущаюсь немного, мне как-то бывает стыдно, что я для них, — женщина. Но я знаю, они не хотят мне зла.
— То есть, твоя бизнес-идея, найти нам нового жениха, побогаче и покруче. Взять его в оборот, сесть на его борт, и с шиком приземлиться где-нибудь в Домодедово. Оттуда до почтамта прокатиться на розовом кадиллаке… А что, мне нравится. Только ты не считаешь, что это какое-то коварство. Такое же изощренное, как и все остальное, — что присуще тебе?