— Вроде человек, — наконец, сказал женский голос.
— Кто его знает, — помолчав немного, не согласился мужской.
И опять все замолчали.
Но теперь меня пристально разглядывало все население дрезины, все шестнадцать ее обитателей.
Рассматривали, и ничего мне не говорили.
— Нужно ему кровь пустить, — услышал я знакомую женщину. — Если потечет, значит — человек.
— Вы бы хоть меня спросили, — не выдержал я. — Я бы вам ответил.
— Говорит… — выдохнули все шестнадцать.
Внезапная гордость, за то, что я умею разговаривать, пришла ко мне. Я даже опустил чуть пониже руки.
— Вроде — военный, — услышал я другой женский голос.
— Тебе лишь бы в форме, дак любой смертяк сгодится, — сказал старик с двустволкой.
Все там в дрезине грохнули со смеха. Даже дети смеялись, хотя вряд ли понимали смысл этой забавной шутки… Но стволы оружия дернулись и стали смотреть чуть в сторону.
— Я — дезертир, — сказал я громко. — Нашу базу ночью разбомбили, вон видите дым, вот я и убежал… Мне в Москву нужно. Я от поезда отстал, меня в армию и призвали.
— Говорит… — опять выдохнули все.
Что-то со мной было не в порядке, раз они так непосредственно восхищались обыкновенным умением членораздельно произносить слова.
— Ну что, что ты с базы, — звонко сказала другая женщина. — С базы, как раз такие, как ты и могут быть.
Я ничего не понял, но в дрезине опять все замолчали.
Я никак не мог сообразить, чего они во мне боялись. Но моей военной формы не боялись, уж это точно.
— Эй! — сказал я. — У тебя мелкашка. Ты пусти мне кровь. Я разрешаю… А то стою перед вами, как дурак. Или поезжайте дальше, раз меня боитесь. Если я такой страшный… Только в кость не попади. Целься в ладонь, если не промажешь.
— Я тебе пальну! — повысила голос одна из женщин. — При детях!.. Вы что, мужики, совсем головами поехали.
— Их ночью крылатыми ракетами шарахнули, — невпопад сказал один из мальчиков. — Над нашим домом две штуки пролетели… Я не спал. Сам видел. Честное слово.
— У вас хлеба какого-нибудь нет? — не выдержал я. — Со вчерашнего дня ничего не ел.
Опять над дрезиной повисла тишина. Наверное, я сказал что-то совсем особенное. Или они там тряслись над каждым куском…
— Есть хочет, — прервал молчание смелый мальчик.
— Эй, — сказал мне один из мужиков, — мы сейчас кинем тебе кусок хлеба. Ты его при нас съешь. Согласен?
— Я и два съем, если вам не жалко, — сказал я.
— Два съест, — пронесся над дрезиной восхищенный шепот.
Воистину, — параллельный мир…
Я съел оба куска. Это оказалось не просто. Когда торопишься и нечем их запить. Когда нет под рукой стаканчика сладкого чая.
Первый — еще ничего. Второй же встал в горле комом. Поскольку кончилась слюна, а чтобы проглотить хлеб, оказывается, нужно его смочить.
— У вас вода есть? — спросил я тех, в дрезине.
— Подойди, — наконец-то разрешили мне.
Я медленно подошел.
Сердобольная женщина, под опасливыми взглядами остальных, осторожно протянула мне жестяную кружку с молоком.
Я такого вкусного молока не пил никогда в жизни. Куда там божественному нектару, — вот это было истинное наслаждение вкусом. Не передать словами.
От хлеба, и от этого непревзойденного молока я даже немного подобрел. И во мне, так же, как в обитателях дрезины, пропала настороженность.
— Говоришь, тебе в Москву? — спросили меня со смехом. — Тогда садись, подбросим до деревни. Так и быть… Дезертир.
Я подтянулся, схватившись за борт, и мигом оказался в дрезине, мотор которой уже зачихал, готовясь взреветь снова. Мне даже освободили место на лавочке, согнав оттуда какого-то мальца.
— Что случилось? — с улыбкой спросил я. — Почему кровь, почему два куска хлеба?
— Узнаешь со временем, — сказали мне, — ничего хорошего в этом нет… Детей бы не было, рассказали.
— Меня у вас в армию не заберут?
— У нас деревня, по деревням мобилизаций не проводят. Иначе, они с голода скоро опухнут… Но если добровольно, то пожалуйста, с превеликим удовольствием. Вот у Николая сын, добровольно пошел. До сих пор письма пишет… Правильно говорю, Коляныч?
— Век бы его не видеть, этого Гришку. С детства непутевый был.
— С кем воюем? — задорно спросил я.
На меня посмотрели настороженно, почти так же, как тогда, на рельсах.
— Как это с кем, — с кем придется, с теми они и воюют… С кем же еще, — сказали мне.
4.Деревня оказалась на полустанке, где рельсы расстраивались, и на третьем, полуржавом пути, переходящим в тупик, застыли еще две, похожие на нашу, дрезины.