— Ваша воля, — сказал водитель. — Как сами захотите.
Формальности заняли минут тридцать, потом бетонные полосы, преграждавшие въезд в город, раздвинулись, и колонна въехала в Усу.
Это был настоящий город. С обычными пятиэтажками и детскими площадками во дворах. На которых резвились дети… Но были и отличия, которые бросались в глаза.
Например, наличие особняков. За высокими увитыми зеленью заборами.
Здесь тоже образовался несправедливый социальный контраст, — между бедными и богатыми. Как везде.
— Я не могу понять… — вдруг сказала Маша….
Иван напрягся, потому что, когда она не могла что-то понять, за последствия этого непонимания ручаться было нельзя. Чем дальше пробирались они по параллельному миру, тем непредсказуемей становились эти последствия.
— Неужели люди живут только ради домов, чтобы у них там, в их доме, все было?
— Я с тобой не разговариваю, — сказал он на всякий случай Машке.
— Ведь все несут в дом, — упрямо продолжала она. — Я не понимаю… Что-то там ремонтируют, переставляют, приколачивают, сажают, поливают, покупают для него, или грабят других, отбирают у них вещи, несут их в дом, готовят там, кушают, выходят из него куда-то, — все для дома, и все вокруг него… И всегда возвращаются обратно…
— Почему это плохо? — тактично не согласился водитель. — Там семья, дети, родители… Сам станешь когда-нибудь старым. Вот мне, тридцать два года, — у меня есть дом. Я знаю, что когда стану старым, не умру с голода, у меня будет своя постель. Дети мои к тому времени родят своих детей, — у меня будут внуки.
— Вот этого я не понимаю, — согласилась с ним Маша. — И это все?..
— Разве этого мало?.. — спросил водитель. — А что еще?
— Вы не обращайте на нее внимания, — не выдержал Иван, — она, перед тем, как ее продают, всегда такое городит.
— Это какая-то загадка, — сказала Маша.
— Выскочишь замуж за Мишку, где ты с ним будешь жить?.. В чистом поле?.. А потянет родить? — что не обустроишь свой уютный уголок, не посадишь садик, не станешь его поливать?.. А закончатся в садике макароны и картошка, — что, не попрешь своего ненаглядного на охоту? Когда тот притащит мясо, что будешь интересоваться: козочку невинную ты замочил, злодей, или хищного кабана, герой?.. За козочку ты ему голову оторвешь, а за кабана облобызаешь? Да?.. Что принесет, то и сожрешь, — на шею ему кинешься, и за козочку и за кабана. Потому что дети твои вдруг станут сыты, и в холодильнике жратвы окажется еще на неделю вперед… Ты меня всегда бесила своим беспросветным идеализмом, бесишь, и будешь всегда бесить!
— И это все? — сказала как-то беспомощно Маша. — Больше ничего нет?
— Опять! — вознес над головой руки негодующий Иван. — Когда же это закончится!
— Смешные вы, ребята, — сказал водитель. — Сразу видно, не из наших краев. У нас таких нет.
— Края везде одинаковые, — сказала вдруг Маша, чуть изменившимся голосом, погрубее немного, что ли, — и везде вас поджидает смерть.
— Приехали, — бросил обреченно Иван, — я так и знал, что к этому все идет.
Но приехали. Водитель немного перепугался последней Машиной фразы и больше в разговор не встревал. Остановил свой автобус, следом за грузовиками. У большого, похожего на новый московский цирк, здания. Или на стадион «Локомотив».
Может, где-то, в других городах и весях, это был цирк или стадион, — но здесь, в Усе, это была ярмарка. Которая проводилась каждую неделю по пятницам.
Уса — культурный центр вольного края. Его финансовая и административная столица. Средоточие всего, чем может похвастаться свободная экономическая зона. Только здесь можно продать и купить, что угодно, в любых объемах, обо всем по-деловому договориться, все обсудить, и заключить честную сделку. Без обмана, — поскольку под гарантии губернатора, не обманывают. Себе выйдет дороже.
Уса — оазис относительной честности и проверенных временем правил, которых должны придерживаться все, кто попадает в ее живительные струи. Здесь — царство долгожданной демократии, и уважения прав отдельно взятого человека. Но только, если этот человек при личном оружии, и запасных обоймах к нему. Никак иначе.
Пока они ехали, Иван с любопытством смотрел в окно, ожидая со всех сторон легких перестрелок, — кто его знает, что можно встретить в центре вольной работорговли. Но выстрелов ни одного не раздалось, и ни одного пораженного пулями трупа на улицах не валялось.
У манежа же, где они остановились, было шумно и весело, словно перед футбольным матчем, — толпился чисто одетый народ, в хорошем настроении, торговали воздушными шариками, везде витал аппетитный запах шашлыка, и, стоило Ивану выйти из машины, как он его почувствовал.