Я глупейшим образом зарыдал.
10. ОГНЕЦВЕТ ДЛЯ АНИТЫ
…Отцепил от пояса и выбросил переговорник. Невеликая тяжесть, но мешает. И толку мне от него больше не было. Шел медленно, экономно – прошедший припадок отчаяния отнял силы. Показалось, что возвращается и недавняя лихорадка. Где вы, ученейший доктор с волшебными эликсирами? Мысли хаотично сплетались, перескакивали с одной темы на другую. Что искали мы здесь, в дальних пределах? Знаний, как Ян? Славы, как Перси? Чудо-оружия, как отправившая нас на погибель Хозяйка?
Остановился, вглядываясь. У самого горизонта едва различалось что-то вроде рощи. Там река. Вода. Относительная прохлада в тени крутого берега. Верной дорогой идете, товарищ, как говаривал один сказочный дедушка. А если нет – то мне уже ничто не поможет. В полдень на открытой местности будет адово пекло. К ночи превращусь в подсохший, хорошо провяленный труп.
Прикинул, что тащиться до рощицы выйдет часа полтора. Там выяснится, насколько судьба на меня обозлилась. Шаг, другой. Шаг… Травянисто цветочная поросль была, где по колено, где по пояс – такие места я обходил. Потом перестал, чтобы не сбиться с направления и неожиданно вышел к очередному растительному островку. В центре его вытянулось к солнцу диковинное растение.
Хог перехватил, поправляя, лямку рюкзака. Плечо ныло, ноги подкашивались. Вспомнилось похожее утро, но много лет назад. Тогда он был не один, с отцом. И тогда же услышал легенду об огнецвете. «Никто его не видел, никто не нашел. А тот, кто нашел, не расскажет». Раздвинул ветви. Земляная крыса шарахнулась из под ног, Хог рванул ружьищко с плеча… Тьфу ты! Неужто опоздал? Он выстрелил из обоих стволов.
Подобрал мертвого зверька – обед на сегодня есть. Глаза подводили все чаще, скоро настанет день, когда жить охотой Хог не сможет. Тогда он пойдет в деревню. Никто там Хога не ждет. Мей не стало давно, а детей в свое время у них завести не получилось – проклятая лихорадка крэг. Обдумывая временами предстоящее возвращение, Хог в глубине души понимал, что в деревню никогда не вернется.
Вышел на поляну. Посередине ее рос странный куст с узкими, похожими иглы листьями. Единственный длинный стебель качался на ветру. Ну и бурьянище! Диковинное растение показалось странно знакомым. Хог подходил все ближе и у него начала кружиться голова. Не может быть!?
Верхушка стебля заканчивалась колючим, окрашенным в цвета радуги шариком. Темно-фиолетовый переходил в нежно-голубой, затем в желтый. И в яркий алый венчик… Ветер донес дурманящий аромат.
«Никто не видел, никто не нашел». Раз в сто лет расцветает огнецвет. Только час раскрыт бутон на его верхушке. «А кто нашел – не расскажет». Потому что никто не поверит красивому молодому парню, что он – Хог, хилый, страдающий ревматизмом старик, живущий когда охотой, когда воровством. Потому что сам Хог не захочет, чтобы кто-то еще завладел сокровищем.
Огнецвет. Возвращенная молодость. Мечта всех людей. Огнецвет. ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ.
Он, Хог – избранник. Не случайно услышал в детстве легенду. Не случайно. Ему назначено найти, а, найдя, не пройти мимо в слепоте незнания. В метаниях прошла жизнь – не жаль. Поиск был смыслом ее и целью. Теперь мучительная, трудная дорога окончена – она предтеча другого, настоящего пути.
Раздувшимися ноздрями Хог жадно втянул волшебные миазмы. Выпрямился, запрокинув голову в ясное бездонное небо, от которого слезились глаза. Рассмеялся, ощутив, как возвращаются в тело, казалось навсегда оставившие его силы.
И умер.
Я очнулся от странного полусна-полуобморока лежа на спине. По мне ползло что-то насекомое и членистоногое, но сквозь одежду я его не чувствовал. Подобралось к лицу, я задержал дыхание. Это пошевелило усиками и уползло своей дорогой. Какой-то его летучий собрат назойливо жужжал сверху. Скорей бы убрался. В жарких краях малые мира сего бывают весьма ядовиты. Невидимка послушался, и звук его полета постепенно затих вдали.
Звук…
САМОЛЕТ!!
Я вскинулся, как укушенный. Поздно! Неразличимый, но еще слышный, он покидал меня – удача, которую я дважды упустил. Трижды! Я же бросил, неизвестно где, свой переговорник! А ведь портативная рация достает на десяток-другой километров – я мог бы воззвать о помощи. Мог бы…
Поспешно вытащил из кармана плитку концентрата – не шоколад, тот размяк бы на жаре, но такой же калорийный. Под бумажной оберткой, которую я, рыча, сорвал зубами, обнажилась блестящая поверхность фольги. Импровизированным зеркальцем стал пускать солнечные зайчики в направлении горизонта, туда, где исчез самолет.
Он вернулся через пару минут, а я продолжал сигналить, зная, что пилот ежесекундно ощущает колющие глаз мелкие вспышки. Любой летчик поймет, что это – просьба о помощи.
Самолет сделал круг надо мной, тут уж я орал, приплясывал, и махал руками. Приземлился он так же красиво, как в первый раз. Похожий на медвежонка пилот выбрался из кабины, спрыгнул на землю. Потоптался, словно пробуя ее на прочность, ответно махнул мне рукой. Расплылся в ухмылке. Я кинулся к нему.
– Живой?! – я облапил Придурка к вящей его радости, а он жадно чмокнул меня в губы.
– Ян с Натой сказали: обыскать округу – ты где-то здесь.
– Ян?!..
– Все живые. Кто в лагере остался, – бодро сообщил Придурок и снова полез целоваться.
– Что-то мне плохо, – скорбно сообщил я, и Придурок буквально под руку довел меня до железной пташки, подсадил в кабину. За креслом пилота было достаточно места, чтобы втиснуть багаж, сейчас его роль играл я. Как раньше Наташа. Скрючившись за спинкой сиденья наподобие йога, я мог только видеть руку Придурка, лежащую на ручке управления. Мягкие, почти незаметные, ласковые движения человека, знающего свое дело. Через час с лишком мы приземлились.
Я узнавал и не узнавал наш лагерь. Узнавал и не узнавал обступивших меня людей. За одним исключением – Яна ни с кем не перепутать.
– С возвращением, Одиссей, – он протянул мне руку. – Рад видеть вас невредимым.
Следом я пожимал другие руки, отвечал что-то, улыбался. Пока кто-то не спросил смеясь:
– Одди, а что за лютик ты с собой приволок?
Колючий шарик всех цветов радуги с ярко-красным венчиком – он держался на одежде, словно приклеенный.
– Медаль за отвагу, – ответил я.
– Огнецвет… – сказал кто-то.
– Похож. Но от настоящего огнецвета нам сделалось бы дурно, – снова встрял Ян. – А это – редкий вид репейника.
– А вы видели настоящий, Ян?
Наташа! Она стояла рядом, притворяясь, что не замечает меня, и ластилась к Яну.
– Нет, – обронил Ян.
– Откуда ж знаете? – не сдержался я.
– А я не знаю, – усмехнулся наш гений. – Сказку слышал.
Он опирался на суковатую палку, заменившую ему трость. Позже я узнал, что смерч прошел по лагерю, уничтожив половину палаток, ни в одной из которых не оказалось людей. Раздербанил три самолета, кроме того, рядом с которым возился Придурок. А с Яном вышла и вовсе мистика. Когда черный столб приблизился к нему, Ян рефлекторно выставил трость вперед, словно защищаясь. Ревущий хобот смерча взвился вверх и исчез среди туч. Вместе с тросточкой ученого мужа! Это, кстати, говорит об очень резкой границе смерча, который представляет собой вовсе не воздушный вихрь, а вращающийся огромный дождевой жгут.
Все это я узнал потом. А сейчас, удивляясь собственному льстивому тону, сказал, отцепивши от себя яркий репейник:
– Цветы для прекрасных дам!
– У меня на бурьяны аллергия, – Наташа спряталась за спиной Яна, оставив меня стоять дурак-дураком.
– А дайте сюда! – девчушка худенькая, но вполне уже взрослая протянула тонкую загорелую руку. – Вы не за той девушкой ухаживаете, там вам не отломится. Кстати, я не успела познакомиться с ней.
– Помощник картографа – Наташа Вернер, – я не смог скрыть удивления оттого, что вот эту молодую особу вижу впервые. Она – не из наших!