Тропа шла под уклон, я взял правее и вышел на каменную плиту, выступавшую над кромкой обрыва. От светящего мне в спину солнца по телу разлилось приятное тепло. Вдали пламенели стеклянные стены небоскребов Вагнока. Воскресни на минуту старый Вага, и тут же снова дал бы дуба от удивления: во что превратилась его одноэтажная столица. Жизнь идет все быстрее, а для меня годы уже слились в мелькающую вагонную череду. Что ж… остановка близка. «У меня все-таки были друзья…». Один, точно был. Извините, Наоми – мне скоро сходить.
Я спохватился – времени до заката немного, но оставался еще уголок, который хотелось увидеть. Неподалеку к обрыву лепилась вырубленная в скале лестница. Вереницы ступеней сменялись площадками, чтобы путник мог отдыхать. Вот на первую из них я и решил спуститься. Задумано – сделано. Задевая левой полой пиджака скалу, я осторожно переставлял ноги. Для пущей надежности придержаться бы за деревянные перильца, ан нет! Не верю в надежность старинных построек. А лететь вниз ой как не близко.
Под каблуком вылущился камешек, нога скользнула, я всплеснул руками, удерживая равновесие. Бесполезно. Черт! Шлепнулся, проехался тем местом, где спина теряет свое благородное название. Ударился, перекатился пару раз, старательно растопыриваясь. Затормозился. Кляня себя за неловкость, понял, что пора немедленно возвращаться. Ну и вид будет у меня, когда предстану перед Хозяйкой! Объясню: вспомнил-де молодость. (То есть, время, когда мне не было семидесяти).
Встать на ноги помешала нахлынувшая жуткая слабость. Не меняя неловкой позы, я начал глубоко и резко дышать носом, делая медленные выдохи ртом. Сердце постепенно успокоилось, дыхание выровнялось. Но силы не возвращались. Что же делать? Если, сойдя вниз на десяток метров, я уже беспомощен, то как вскарабкаюсь обратно? Влип. Налицо утрата способности оценивать последствия своих поступков – старческий маразм подкрался незаметно.
«Сомнение в собственной нормальности – есть признак здравого рассудка» – вооружившись этой мудростью, я размышлял, как быть. Осторожно переменил позу, убеждаясь, что ничего себе не сломал, приготовился встать… и замер. Я все-таки добрался, куда хотел. Перил у этой узкой площадки никогда не было, во всяком случае, на моей памяти. Святая Мария Дева хранила меня все время, пока я выделывал здесь кренделя. Слабость не проходила, единственный неверный шаг означал бы мою смерть.
Без всяких сослагательных наклонений! Любая попытка подняться, даже резко повернуться – гибель. Я невесело рассмеялся, смех мой рассыпался дробью по этим проклятым ступеням. Поднес руку с часами к глазам, стрелки уже слабо светились в наступающей тьме. Очень-очень медленно повернулся так, чтобы опереться спиной о скалу, нагретый за день камень хранил тепло. Алый свет заката становился все глубже, одно время его оттенок напоминал цвет флага Острова, потом стал незаметно угасать. И наступила ночь.
Когда-то я умел входить в состояние легкого самогипноза. Не бодрствование, но и не сон, какой-никакой контроль над собой сохраняешь. Попытался оживить былой навык. Увы. Но спать нельзя, иначе могу проснуться уже на том свете…
Все ж на короткое время я задремал, к счастью, не переменив позы. Когда очнулся, луны уже взошли: маленькая серебристая Минна была наполовину скрыта крупным желтком Обо. Ночь соединения. Редкая ночь. Она выпала мне, чтобы умереть сегодня? Предположим, к неожиданной смерти я давно готов, но умру с досадой: кое-что так и не доделал. Да и Наоми будет огорчена. Я почти отвык называть ее так. Хозяйка… и все тут. Когда-то было иначе.
Тридцать три года назад я встретил молодую женщину двадцати двух лет от роду. Видите: и в цифрах какая-то многозначительность, разве это случайно? Впрочем, опять я отвлекся. Наоми Вартан – странноватое имя, да и сама она бывала временами не от мира сего. Физиономией, на мой вкус, больше миловидная, чем красивая, а сложена божественно хорошо. Нет, мы ни разу не были близки, но мне приходилось видеть ее обнаженной.
Много чего было. Борьба и победы. Любовь – моя к ней, но не ее ко мне. Роль друга-конфидента, временами ужасно меня тяготившая. Наоми, вовсю эксплуатировавшая свое исключительное обаяние, но вначале ужасно наивная, избегавшая любых проявлений жестокости – едва не погибла. А после… начался ее Светлый путь к вершинам абсолютной власти. На карте Остров, прилепившийся у западного побережья Мира, выглядит козявкой. Но все прибрежные государства четвертый десяток лет – наши вассалы. С севера на юг: Магистрат Норденка – наша кузница, верфь и крупнейший банк, Протекторат Ганы – торговля на нашем краю Мира. И южный форпост – Тир вкупе с Горной страной. А на востоке за невысокой горной грядой Барьера лежат необъятные земли Эгваль, столько лет тужащейся стать великой державой.
Пережитые испытания закалили Наоми. За обликом суровой, а временами свирепой владычицы давно не прочитывается прежняя забавная девушка. Так меняемся мы, так время и жизнь меняют нас. И какая все-таки жизнь странная штука! Дочь некоего малого народа, сегодня, по сути – повелительница империи. Вот только с преемством власти возможны проблемы. У Наоми нет детей, хотя однажды ребенок был. (Очень печальная история, я не хотел бы ее вспоминать). Будущее внушало мне известные опасения. Любая тенденция, дойдя до крайности, вызывает к жизни силы, противодействующие ей. Когда-то бурно растущая, «Империя Хозяйки» теперь сталкивалась с сопротивлением, чреватым будущей большой войной. К счастью, это случится уже за пределами моей жизни.
Однажды Наоми пошутила, что любопытно было бы увидеть меня молодым. К тому времени старый развратник – я оставил глупые надежды на ее взаимность. А позже Наоми сама предложила мне выбор. Тысячу дней любви, как плату за спасение ее жизни, затем почетную ссылку. Или – роль тайного соправителя, серого кардинала за спинкой ее трона – до конца моих дней. Рядом с ней и никогда вместе. Разумеется, я собирался выбрать первый путь. Как случилось, что пошел по второй дороге?
«Не смей спать!» – прикрикнул я мысленно на себя. – «Вспоминай, размышляй, выстраивай свои дурацкие оправдания. Только не спи!»
– Тонка?! Что вы здесь делаете?
Все время, пока я спускался, она делала вид, что не слышит моих шагов, пришлось ее окликнуть. Она премило улыбнулась, повела рукой.
– Вид потрясный! Вы тоже любите здесь бывать. И нервы щекочет, правда?
Еще бы. Отсюда до воды сто пятьдесят метров. Перил у площадки и нижних пролетов лестницы отродясь не водилось. Идешь вниз: слева от тебя вертикальная, плотная каменная поверхность, справа… Летите голуби. И летали. Древняя каменная лестница вдоль обрыва, ее верхние пролеты – для романтичных натур излюбленное место самоубийств.
– Мурашки по спине топают, – согласился я. – Но с поры, как Гнездо покинуто, я тут не бывал.
Девять лет назад Наоми решила устроить свою резиденцию в самом Вагноке. А Гнездо превратилось во что-то вроде музея или памятника. Сегодня Хозяйку Острова с небольшой свитой на полдня занесло сюда, я, естественно, был при ней, а Тонка… Служанка не из любимых, но дисциплинированная и старательная.
– Я знала, что захотите… – Тонка гордилась своей проницательностью – дескать, не все госпоже нашей в души заглядывать.
– Хм… я, наверно, помешал вам, Антония.
Проявившийся в моем тоне холодок ее не смутил.
– Идите поближе, доктор, места хватит.
Я уставился на гладь моря, слева внизу еле слышно шумел порт, белели паруса, а паровой буксир гадил в утреннее небо дымной струей.
Тонка тихонько пододвинулась ко мне, я ощутил ее теплое бедро.