— Правда?
— Я сразу догадался, что вы сын господина Деметропулоса.
— Лет пять уже я безуспешно пытаюсь поговорить о политике с молодежью, особенно с образованными молодыми людьми, но, стоит мне только заговорить с кем-нибудь об этом, люди немеют от ужаса. Зачем же тогда было так громко кричать о независимости? В этой стране все трясутся от страха, все, кроме французов. Эти-то по-прежнему чувствуют себя тут как дома. Ведь теперь стало хуже, чем до независимости, а вы-то надеялись, что будет лучше. Разве не так? Ага, ты тоже боишься, боишься, как и все другие! Нечего стыдиться, признавайся, что боишься.
— Ну конечно, боюсь, а как же иначе. А разве среди вас, греков, нет таких, которые тоже боятся?
— Ну нет, мой дорогой. С той поры как ваш президент отправился с визитом в Афины просить помощи у нашего правительства и подписал договор, нам нечего опасаться. Отныне мы в полной безопасности, почти как и французы. Надо полагать, французам надоело без конца раскошеливаться и они посоветовали Баба Туре обратиться за помощью к кому-нибудь другому. И судя по всему, афинские власти не поскупились, потому что по возвращении президент стал таким милым по отношению к представителям греческой колонии, а прежде и знать их не желал. Если у моего правительства есть лишние деньги и оно может бросать их на ветер, это его дело. Лично мне это безразлично. Теперь ни полиция, ни один представитель африканской власти не посмеет обойтись со мной грубо, случись что — все сразу станет известно греческому консулу, а он тут же передаст это дело нашему послу, и тот сию же минуту направит решительный протест вашему президенту, напомнив о помощи, оказанной вашей стране и в этом году, и в прошлом. И что тогда произойдет? Как ты думаешь? Ну скажи, скажи!
— Да вы сами сейчас мне все скажете.
— Ну что ты за человек! Не умеешь даже подыграть. И все-таки попробуй угадай.
— Простите, но я и правда не знаю. Я ничего не смыслю в дипломатии.
— А угадать, что будет дальше, совсем нетрудно. Ваш президент начнет приносить бесконечные извинения. Ты мне не веришь?
— Почему же нет? Верю, верю…
— И правильно делаешь. А за примерами ходить недалеко, подобный случай произошел месяц назад. Так вот, ваш президент раскланивался как мог. И кое-кому впредь неповадно будет шутить такие шутки. Есть тут один грубиян полицейский. Хо-хо! Это не то что шесть лет назад, сразу после провозглашения независимости, когда африканцы зарились на наше добро, а иные — даже на наших жен. С той поры как наше правительство согласилось выложить кругленькую сумму, мы уже ничего не боимся. В этом все дело, вот она, основа нынешней безопасности: надо, чтобы твое правительство расщедрилось и выложило денежки. А на дипломатическом языке это называется «помощь слаборазвитым странам».
— Да, но для этого надо иметь свое правительство. Счастливчик!
— Ты прав. Заметь, что только официальные власти…
Тут автобус тряхнуло так, будто он врезался в стену, и пассажиров вместе со всем их багажом швырнуло вперед. Один из мужчин разразился проклятиями, ругая водителя на чем свет стоит, какая-то женщина начала причитать, взывая к Деве Марии, Иосифу и Иисусу, отчаянно закричал ребенок. Одного только Эссолу резкий толчок не застал врасплох — он успел ухватиться за свое сиденье. На крутом повороте прямо перед автобусом выросла вдруг фигура человека, который, словно заяц, описывал на шоссе странные зигзаги. Несмотря на то что на нем были грязные лохмотья, он умудрялся сохранять величественную осанку. Вначале он не обращал внимания на сигналы водителя, но потом соблаговолил повернуть голову и дружески помахал рукой в сторону автобуса. Но вот беда — он явно переоценил свои возможности и, покачнувшись, растянулся на шоссе, неподвижно застыв, словно сраженный метким выстрелом.
Водитель, едва успев затормозить, остановил автобус на обочине шоссе и сказал с сердитой усмешкой:
— Еще один любитель «каркары»! Сколько же это будет продолжаться? И куда только смотрит ваше правительство? Можно подумать, что это повальное пьянство ему на руку — ведь все население насквозь пропитано этим ядом. Видно, правительству удобнее управлять пьяницами, его превосходительству, достопочтенному шейху Баба Туре, очевидно, это по нраву.
Сделав такое заявление, он проворно спрыгнул на шоссе и, подойдя к лежащему на дороге крестьянину, склонился над ним.
— Убирайся отсюда! — крикнул он по-французски, а потом повторил на каком-то подобии банту. — Ведь тебя раздавят, несчастный! Тебе что, жить надоело? А ну-ка, вставай, вставай! Давай я помогу тебе подняться. Да вставай же ты наконец…