Через несколько дней после того, как были оглашены результаты конкурса, Эдуард устроил пышное празднество под огромным навесом из пальмовых веток, сооруженным во дворе. На самых почетных местах восседали Замбо, здоровье которого сильно пошатнулось, и его четыре жены, рискнувшие ради такого события покинуть свою деревню, затем следовали приверженцы клана Жан-Дюпона, все они были, конечно, тоже приглашены, хотя в связи с этим новоиспеченный чиновник национальной полиции оказался в довольно сложном положении. На празднестве присутствовали также и бывшие коллеги Эдуарда из управления финансов, с которыми ему хотелось проститься. По свидетельству Анны-Марии, которая знала об этом со слов Перпетуи, Эдуард отпраздновал свое назначение с большей пышностью, чем свадьбу. Несмотря на чрезвычайное положение в стране, гости ели, пили и танцевали весь вечер и всю ночь, так как новоиспеченный чиновник получил на это специальное разрешение местных властей. Он был поистине великолепен в своем темно-синем тергалевом костюме, сшитом недавно на заказ, и в ослепительно белой рубашке с кашемировым галстуком гранатового цвета, лицо Эдуарда прямо-таки сияло от радости, во всем его облике появилась какая-то необычная решимость, это был совсем другой человек — казалось, Эдуард обрел наконец покой, по крайней мере все так думали.
На другой же день он получил назначение в отдел, связанный с центральным комиссариатом Ойоло. После нескольких месяцев обучения, в течение которых Эдуард но утрам ходил на занятия, а после обеда рабогал в одном из отделов центрального комиссариата. ему предложили продлить испытательный срок, а затем он должен был получить более высокую должность, чем та, на которую он мог претендовать после конкурса. Перпетую скорее забавляло, чем удивляло поведение мужа, ей казалось, что за это время Эдуард перешагнул сразу несколько ступеней в своей профессии. Недостаток способностей он старался восполнить неуемной энергией, он развил бурную деятельность, прямо-таки из кожи лез и с энтузиазмом брался за любое, самое пустяковое дело, стараясь непременно довести его до конца. Руководство высоко ценило его рвение, а непосредственное начальство побаивалось, усматривая в этом угрозу для себя, сослуживцы же удивлялись, глядя на него, и считали Эдуарда не совсем нормальным.
Примерно в это же время М’Барг Онана получил давно обещанный ему пост и стал главным комиссаром Ойоло. Он тоже устроил празднество. М’Барг Онана занимал просторную виллу, расположенную в одном из самых роскошных кварталов. Перпетуя, которая тоже была приглашена вместе с мужем, растерялась, оказавшись среди всех этих сановников, черных и белых, среди увешанных медалями офицеров — это были люди один именитее другого. Впервые оказавшись в доме, где жил ее любовник, Перпетуя была поражена роскошью этого сказочного дворца. Стало быть, детское воображение не обмануло ее? Ведь именно в гаком доме она часто представляла себя живущей вместе с братом, которому его дипломы, несомненно, должны были обеспечить высокую должность.
— Можно подумать, — говорила она на другой день Анне-Марии, — можно подумать, что мы вечно мечтаем за других. В часы бессонницы или одиночества мы не устаем придумывать для себя счастливое безоблачное будущее, мы изнемогаем под тяжестью этой лихорадочной работы фантазии, она опустошает и изнуряет нас. А в один прекрасный день нам открывается ужасная истина: наши мечты воплотились в жизнь, но только не для нас, а для тех, кто и пальцем не пошевелил, чтобы осуществить эти волшебные мечты. Жена главного комиссара, толстая, тупая коротышка, наверняка и мечтать не смела о таком чудесном доме — у нее на это просто не хватило бы воображения. И что же, этот дом ей, можно сказать, упал с неба. А для некоторых, — продолжала Перпетуя, — блага, о которых они так мечтали, уже не имеют прежней цены в тот момент, когда они их достигают.
Да и в самом деле, разве эти сбывшиеся надежды прибавляют что-нибудь к заложенной в каждом из нас жажде счастья? Ведь они всего-навсего возмещают, да и то далеко не полностью, те потери, на которые жизнь обрекает человека. Взять хотя бы горести и унижения, которые довелось пережить супружеской чете до того дня, когда Эдуард получил наконец свою должность. Сколько огорчений испытали они с той поры, как он взлелеял мечту о высоком назначении, и теперь, когда мечта его сбылась, она едва ли могла возместить все эти муки, а о счастье, о полноте чувств и говорить нечего.