Персеваль, или повесть о Граале

– Что именно, сеньор, вещайте.
– Сначала обещанья жду.
– Для вас, мой друг, на всё пойду,
Будь честь лишь неприкосновенна».
Затем приказ был дан мгновенно
Вести коня, и подан он,
Как подобает снаряжён.
Гавэйн велел подать доспехи,
Их принесли; надев их в спехе,
Он сел в седло и сразу в путь.
Не медлил лодочник ничуть,
На своего коня он сел,
Ведь гостя проводить хотел,
Хотя и ехал с сожаленьем.
Они подъехали к ступеням,
Пред замком встретив человека –
Сидел на ирисах калека
С одной искусственной ногой
Из серебра, а сверху слой
Был золота с отделкой чудной –
Рубиновой и изумрудной.
Непраздны руки у калеки:
Из ясеня он посох некий
Искусно ножиком строгал.
Калека их не окликал,
Пока те мимо проезжали.
И наши всадники молчали,
Не разговаривая с ним.
Гавэйну лодочник засим:
«Ну что, сеньор, как вам увечный?
– Нога, конечно, безупречна,
Не из осины, – он ответил, –
Поскольку то, что я заметил,
Красою потрясает взор».
И тот: «Свидетель Бог, сеньор,
Разбогател калека тот,
Большую мзду беря за вход.
И он сказал бы вам такое,
Что вас лишило бы покоя,
Не будь я вам проводником».
Так во дворец они вдвоём
Вошли по лестнице парадной,
Был портик у дворца громадный,
А двери – не бывает краше.
В истории, коль верить, нашей[122]
Все петли и замки дверей
Из злата чистого, ей-ей.
Слоновой кости дверь одна,
Резьбой украшена она,
А дверь другая из эбена,
С резьбою столь же совершенной,
И самоцветы на резьбе их –
Отделка тех дверей обеих.
Пол во дворце сверкал, мощённый
Пурпурной, голубой, зелёной
И фиолетовой плитой
С такою дивной пестротой,
Что чуду всё это под стать.
Средь зала высилась кровать,
Не деревянная нисколько,
А золотая вся, и только
Те прутья, что матрац держали,
Из серебра, а не из стали.
Кровать не выдумал я, кстати.
На каждом прутике кровати
Подвешен колокольчик был.
То ложе кто-то застелил
Большим, из шёлка, покрывалом.
Рубин с искусством небывалым
Был в ножку каждую вмещён,
И свет от них был столь силён,
Что четырём свечам равнялся.
Одр на фигурки опирался
Голов гротескных и чудных.
Колесики, опора их,
Подвижность ложу придавали,
Так что его передвигали
Нажимом пальца, без труда,
По залу этому всегда.
И никогда, ни днесь, ни встаре,
Ни герцоги, ни государи
Подобных не имели лож.
Все стены в гобеленах сплошь,
И я готов дать слово вам,
Что ни следа побелки там –
Из мрамора все изваянны.
А купол был вверху стеклянный,
И коль в стекло вглядеться то,
Всех можно было видеть, кто
Входил иль покидал дворец.
Искусства чистый образец,
Тот купол ярко был украшен,
Такими красками раскрашен,
Что трудно даже описать.
Я не хочу вас утомлять
Деталями в преданье давнем.
Четыреста закрытых ставнем,
А сто открытых окон там.
Гавэйн дивился чудесам,
Дворец от края и до края
С большим вниманьем озирая.
Как осмотрел он этот зал,
Так перевозчику сказал:
«Хозяин, где же скрыто зло?
Здесь ничего нет, что б могло
Наполнить ужасом сердца
У посетителей дворца.
Зачем вы уверяли в этом
Своим решительным запретом
На посещенье и осмотр?
Хочу присесть на этот одр
И отдохнуть на нём хоть малость;
Одров роскошней не встречалось.
– О, что вы, Боже сохрани,
Вы к ложу этому ни-ни!
Как только к ложу подойдёт,
Погибнет сразу рыцарь тот
Ужасной смертью, уж поверьте.
– Так как же избежать мне смерти?
– Как избежать? Я подскажу,
Ведь вы хотите, я гляжу,
Живым и здравым оставаться.
Пред тем, как в замок отправляться,
Я попросил вас об одном,
Хоть вы не знаете о чём.
Теперь исполнить потрудитесь:
Домой немедля возвратитесь,
Тогда расскажете друзьям,
Как и своим всем землякам,
Что видели дворец такой,
И что ни вы, ни кто другой
Чудес подобных не встречали.
–...Что честь я сохранил едва ли,
Покинут Богом, неприкаян!
Теперь мне кажется, хозяин,
Что ваш совет мне не к добру.
И тем не менее к одру
Я подойду, на ложе сев,
И я хочу увидеть дев,
Которые явились мне
Намедни, каждая в окне».
Отпрянув, лодочник затрясся
От ужаса: «Вам не удастся
Увидеть ни одной из них!
Идите прочь вы с глаз моих,
Ведь нет о том и речи, чтобы
Предстали вам сии особы.
А вот они-то видят вас
Чрез эти витражи как раз.
Вас видят дамы, королевы,
И, да простит Господь мне, девы

122

В истории, коль верить, нашей... – Здесь вновь появляется указание на некий источник, послуживший основой романа.