«Персеваль» разительно отличается от других романов Кретьена тем, что любовный сюжет играет в нем явно второстепенную роль. Гавэйн в каждом замке находит даму по сердцу, но, собственно, дамы в куртуазном смысле у него вообще нет. Милая девочка, по прозвищу «Узенький рукавчик», – вариант куртуазной «нимфетки» – настолько очарована рыцарем, что при расставании приникает устами к его ноге. Искренний порыв, неожиданный и странный, – но ее возраст исключает развитие любовного сюжета. Гавэйн очарован прелестной Клариссан, но она оказывается его сестрой, и вспыхнувшая взаимная симпатия героев получает иную мотивировку. Если же препятствия отсутствуют, то Гавэйн охотно поддается соблазну и не встречает отказа. Впрочем, и в других романах Кретьена, как уже отмечалось, Гавэйн, выступает в сходной роли.
Персеваль о любви не знает ничего: его ведет природа. Встретив одинокую девушку в роскошном шатре, он не находит ничего лучшего, как немедленно исполнить буквально истолкованные советы матери: отнимает у нее и поцелуй, и кольцо. При этом он замечает, что уста ее слаще, чем горькие уста служанок в доме его матери. Последняя деталь весьма красноречива: Персеваль, взрослеющий отрок, уже дома привык вести себя с крестьянской простотой. В замке Бланшефлер усталый Персеваль засыпает сном младенца. Ночное явление полуодетой девы для него есть полная неожиданность, и Бланшефлер приходится пойти на хитрость, чтобы добиться цели. Абсолютная наивность Персеваля добавляет этой поэтической сцене оттенок комизма. Но нагрянувшая любовь ничего не меняет в его целях. Встреча с Бланшефлер – лишь эпизод его рыцарских странствий. Более того, он нарушает обещание, данное возлюбленной, и, быть может, уезжает, чтобы никогда не вернуться. Исследователи задавались вопросом: женился бы Персеваль на Бланшефлер, если бы роман был закончен? (Михайлов 1976:138). Стоит ли гадать?
Но в романе есть один любопытный эпизод, на который обратил особое внимание Р. Беццола (Bezzola 1972), – созерцание трех капель на снегу. Исследователь справедливо отметил, что этой сцене посвящены, возможно, самые поэтические строки романа. Пути Персеваля и Артура, отправившегося со всем двором на поиски неизвестного рыцаря, неожиданно пересекаются на лугу. Совершенно необычен пейзаж: бушует пурга, луг засыпан снегом. Это тем более странно, что совсем недавно (пятнадцать дней назад) Персеваль покинул дом весенней порой, когда вся природа в цвету и скоро наступит Троица. Белый снег, белые гуси, столкнувшиеся с ястребом, птица, пролившая три капли крови на снег, – это пейзаж, явно имеющий символический смысл. В кельтском фольклоре птицы всегда выступают вестниками фантастических миров или знамениями прозрения. Для рыцарского романа пурга и снег, открытая равнина – декорации необычные. Раненая ястребом птица улетает, успев уронить на снег три капли крови. И в этот момент в воображении Персеваля яркий зрительный образ – капли крови на снегу – трансформируется в чувственное воспоминание о красоте возлюбленной (белизна кожи, окрашенная нежным румянцем). Это воспоминание интуитивно, и Персеваль погружается в созерцание, впадая в забытье, так что его принимают за спящего (аналогичные сцены есть и в романе Кретьена «Ланселот, или Рыцарь Телеги»). Лишь когда солнце высушило эти капли, юноша постепенно приходит в себя. Его состояние непонятно грубым воинственным рыцарям, вроде Сагремора и Кея. Только Гавэйн угадывает за странным поведением рыцаря «куртуазные и чистые мысли» и обращает к нему не меч, а слова сочувствия и дружбы. Важно, как подчеркивал Р. Беццола, что эта сцена имеет не аллегорический, а символический характер, переводя образный план в сферу чистой художественности. Такой эффект был редко доступен средневековым авторам. К примеру, «Роман о Розе» поражает именно филигранным искусством аллегории. В контексте кретьеновского текста романа это воспоминание о Бланшефлер кажется прощальным.