Перед ужином мы с Тайсоном пошли на арену для боя на мечах. Квинтус нам обрадовался. Он по-прежнему не желал признаваться, что у него в деревянных ящиках, но зато научил меня нескольким новым приемам. Мужик был крут. Он фехтовал, как иные люди играют в шахматы: будто все ходы у него просчитаны наперед, и ты не поймешь, что он замышляет, пока он не сделает последний взмах и его меч не упрется тебе в горло.
– Недурная попытка, – сказал он мне. – Блок низковат.
Он сделал выпад, я парировал.
– А вы всегда фехтовальщиком были? – спросил я.
Он отбил мой верхний удар.
– Я много кем был.
Он коротко пырнул мечом, я уклонился вбок. Ремень у него на плече съехал на бок, и я снова увидел ту отметину: сизое пятно. Это была не просто родинка. Она явно имела форму: птица со сложенными крыльями, вроде куропатки.
– А что это у вас на шее? – спросил я, хотя это, наверное, было невежливо. Ну, что поделаешь, у меня же СДВГ. Вечно я ляпаю что-нибудь не подумавши.
Квинтус сбился с ритма. Я ударил по гарде меча и вышиб клинок у него из руки.
Он потер пальцы. Потом поправил доспех так, чтобы прикрыть метину. Я понял, что это не татуировка. Это старый ожог… как будто клеймо.
– Памятка.
Он подобрал меч и натянуто улыбнулся.
– Ну что, давай еще?
Он принялся меня теснить, не давая времени задавать вопросы.
Пока мы фехтовали, Тайсон играл с Миссис О’Лири. Он называл ее «собачечкой». Они долго отбирали друг у друга бронзовый щит и играли в «Хватай грека!». К тому времени, как зашло солнце, Квинтус даже не вспотел, что было довольно странно – а вот мы с Тайсоном оба были липкие и запыхавшиеся. Мы сбегали в душ и стали готовиться к ужину.
Мне было хорошо. Почти что обычный день в лагере. Пришло время ужина, все ребята построились у своих домиков и строем пошли в обеденный зал. Большинство из них не обращали внимания на заделанную трещину в мраморном полу у входа: трехметровый извилистый шрам, которого прошлым летом не было, – но я старательно переступил через нее.
– Какая здоровая дырка, – сказал Тайсон, когда мы сели за наш стол. – Что, землетрясение было?
– Нет, – ответил я. – Не землетрясение.
Я даже не знал, говорить ему или нет. Это была тайна, которую знали только мы с Аннабет и Гроувером. Но я посмотрел в широко раскрытый глаз Тайсона и понял, что от него я это скрывать не буду.
– Нико ди Анджело, – сказал я вполголоса. – Тот пацан-полукровка, которого мы привезли в лагерь прошлой зимой. Он… э-э… попросил меня защищать его сестру, а у меня не вышло. Она погибла. И теперь он винит во всем меня.
Тайсон нахмурился.
– И он из-за этого сделал дырку в полу?
– На нас напали скелеты, – пояснил я. – Нико велел им убираться, и земля просто разверзлась и поглотила их. Нико… – Я огляделся, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. – Нико – сын Аида.
Тайсон задумчиво кивнул.
– Бога мертвых.
– Ага.
– И этот парень, Нико, теперь исчез?
– Н-наверное… Весной я пытался его разыскать. И Аннабет тоже. Но у нас ничего не вышло. Только это тайна, Тайсон. Договорились? Если кто-нибудь узнает, что он сын Аида, ему будет грозить опасность. Даже Хирону не говори, понял?
– Дурное пророчество, – сказал Тайсон. – Титаны могут использовать его, если узнают.
Я уставился на него. Тайсон такой здоровый и ребячливый, что иногда забываешь, какой он сообразительный. Он знал, что тому отпрыску Большой Тройки богов – Зевса, Посейдона или Аида, – кому в ближайшее время должно исполниться шестнадцать, предрешено спасти либо погубить гору Олимп. Большинство предполагало, что в пророчестве говорится обо мне, но, если я погибну, не дожив до шестнадцати, то это вполне может относиться и к Нико.
– Именно, – сказал я. – Так что…
– Рот на замок! – пообещал Тайсон. – Мои уста запечатаны, как эта трещина.
В тот вечер я никак не мог уснуть. Я лежал в кровати, слушая шум волн, набегающих на берег, и голоса сов и чудовищ в лесу. Я боялся, что, если усну, у меня начнутся кошмары.
Понимаете, у нас, полукровок, сны – это не просто сны. Мы получаем вести. Мы прозреваем то, что происходит с нашими друзьями или врагами. Иногда даже прошлое или будущее. А в лагере сны мне снились особенно часто, и всегда были особенно правдоподобными.
И вот я лежал без сна почти до полуночи, глядя на матрас верхней койки. И тут я осознал, что комната озарена странным светом. Фонтанчик с морской водой светился.
Я сбросил одеяло и опасливо подошел. Морская вода была горячая, от нее шел пар. Струйка воды переливалась всеми цветами радуги, хотя никакого света в комнате не было, только луна за окошком. Потом из клубов пара послышался приятный женский голос: «Пожалуйста, бросьте одну драхму».