Снаружи были лишь ливень и темнота – пустынный ландшафт оконечности Лонг-Айленда. Я вспомнил о миссис Доддз и о том, как она превратилась в чудовище с острыми клыками и кожистыми крыльями. От запоздалого шока у меня онемели руки и ноги. Она и правда не была человеком. И хотела меня убить.
Потом я подумал о мистере Браннере… и о мече, который он мне кинул. Прежде чем я успел спросить об этом у Гроувера, на затылке у меня волосы встали дыбом. Ослепительно сверкнула молния, раздался зубодробительный «бабах!» – и наша машина взорвалась.
Я помню чувство невесомости, меня будто раздавили, поджарили и окатили водой в один и тот же миг.
Отлепив лоб от водительского сиденья, я пробормотал:
– Ох.
– Перси! – вскрикнула мама.
– Я в норме…
Я пытался стряхнуть оцепенение. Я не умер. Машина на самом деле не взорвалась. Мы съехали в кювет. Двери с водительской стороны завязли в грязи. Крыша треснула как яичная скорлупа, и салон заливал дождь.
Молния. Это было единственное объяснение. Ее ударом нас вышибло с дороги. Рядом со мной лежал без движения большой куль.
– Гроувер!
Он лежал подавшись вперед, из уголка рта у него тонкой струйкой сочилась кровь. Я толкнул его мохнатую ногу, а в голове пронеслось: «Нет! Пусть ты и зверь наполовину, но ты мой лучший друг, не умирай!»
Он застонал:
– Еды!
И я понял, что еще не все потеряно.
– Перси, – начала мама, – мы должны… – тут она осеклась.
Я оглянулся. В свете молнии сквозь заляпанное заднее стекло я разглядел темный силуэт, который, переваливаясь, двигался к нам с обочины. От его вида у меня побежали мурашки. Это был здоровяк вроде футболиста, и он шел, держа над головой покрывало. У незнакомца был мощный мохнатый торс. А поднятые руки походили на рога.
Я нервно сглотнул:
– Кто этот…
– Перси, – серьезно сказала мама. – Вылезай из машины.
Она толкнула водительскую дверь, но из-за грязи ту заклинило. Я попробовал открыть свою. Она тоже не поддалась. В отчаянии я перевел взгляд на дыру в крыше. Сквозь нее можно было пролезть, вот только ее края шипели и дымились.
– Выбирайся через пассажирскую! – велела мама. – Перси… тебе нужно бежать. Видишь то большое дерево?
– Что?
В новой вспышке молнии сквозь дымящуюся дыру в крыше я разглядел дерево, о котором она говорила, – громадную президентских размеров сосну[8] на вершине ближайшего холма.
– Это граница, – продолжала она. – За холмом, в долине, ты увидишь большой дом. Беги туда и не оглядывайся. Зови на помощь. Не останавливайся, пока не добежишь до порога.
– Мам, ты со мной.
Она была бледной, а глаза у нее были такими же печальными, как тогда, когда она смотрела на океан.
– Нет! – крикнул я. – Ты со мной. Помоги мне тащить Гроувера.
– Еды! – простонал Гроувер, на этот раз чуть громче.
Человек с покрывалом над головой подходил всё ближе, кряхтя и фыркая. Тут я понял, что никакого покрывала он держать не может, потому что, двигаясь к нам, он размахивал руками – здоровенными мускулистыми руками. Значит, не было никакого покрывала. Мохнатая масса, которая была слишком огромной, чтобы принять ее за его голову, оказалась… его головой. А то, что казалось рогами…
– Он пришел не за нами, – сказала мама. – Ему нужен ты. А я все равно не смогу пересечь границу.
– Но…
– Нет времени, Перси. Беги. Прошу тебя.
И я разозлился: на маму, на козлоногого Гроувера, на рогатое чудовище, которое шло к нам нарочито медленно, как бык.
Я перелез через Гроувера и открыл дверь, за которой хлестал ливень:
– Мы пойдем вместе. Ну же, мама.
– Я уже сказала…
– Мама! Я тебя не брошу. Помоги мне с Гроувером.
Не дожидаясь ответа, я выбрался наружу и вытащил друга из машины. Он оказался на удивление легким, но без маминой помощи далеко мне было его не унести.
Мы с мамой закинули руки Гроувера себе на плечи и поковыляли к вершине холма сквозь мокрую, доходящую до пояса траву.
Обернувшись, я впервые сумел как следует разглядеть монстра. Росту в нем было не меньше семи футов, а руки у чудовища были как у парней с обложки журнала «Здоровяк»: раздутые бицепсы, трицепсы и всякие другие «цепсы» выделялись под испещренной венами кожей. Из одежды на нем были только трусы – белоснежные трусы фирмы «Fruit of the Looms», – что было бы смешно, если бы верхняя половина его тела не внушала дикий ужас. Ее покрывала жесткая бурая шерсть, которая от пупка к плечам становилась все гуще.
Шею – чудовищную массу из мышц и шерсти – венчала огромная голова. Морда чудовища по длине могла сравниться с моей рукой, ноздри, в которых блестело латунное кольцо, сочились слизью, черные глаза были полны злобы, а рога – гигантские черно-белые рога – были острее карандашей, заточенных электрической точилкой.
8
Ежегодно в Голубом зале Белого дома – резиденции президента США – устанавливают большую рождественскую елку.