— Это граница участка, — сказала мама. — Заберись на холм и внизу, в долине, увидишь большой фермерский дом. Беги к нему и не оглядывайся. Кричи что есть сил, чтобы тебе помогли. Не останавливайся, пока не добежишь до двери.
— Мам, ты тоже пойдешь со мной!
Лицо ее было бледным, глаза — печальные, так она обычно глядела на океан.
— Нет! — закричал я. — Ты пойдешь со мной. Помоги мне вытащить Гроувера.
— Дайте мне еды! — простонал Гроувер чуть громче.
Человек с одеялом на голове приближался к нам, порыкивая и пофыркивая. Когда он подошел поближе, я понял, что он не может держать одеяло на голове, потому что его руки — мощные, мясистые руки — болтались по бокам. И никакого одеяла не было. Если только считать его массивную косматую голову, слишком крупную, чтобы быть его головой… — его головой. А кончики того, что напоминало рога…
— Мы ему не нужны, — пояснила мне мать. — Ему нужен ты. Кроме того, я не могу пересекать границу участка.
— Но…
— Некогда, Перси. Иди. Пожалуйста!
Тут я просто обезумел от злости на свою мать, на козла Гроувера, на рогатое существо, — походившее на быка… да, на быка, — которое, пошатываясь, медленно и целенаправленно подбиралось к нам.
Я перелез через Гроувера и, распахнув дверцу, оказался под дождем.
— Мы пойдем вместе. Давай, мам.
— Я же тебе сказала…
— Мам! Я тебя не оставлю. Помоги мне с Гроувером.
Я не стал дожидаться, что она ответит. Я вылез сбоку и вытащил Гроувера. Он оказался на удивление легким, хотя я не смог бы отнести его очень далеко без маминой помощи.
Мы взяли Гроувера под мышки и, спотыкаясь, стали карабкаться вверх по холму в мокрой траве, доходившей нам до пояса.
Оглянувшись, я впервые ясно разглядел монстра. Он был семи футов ростом, с руками и ногами, словно с обложки журнала для культуристов — бугристые бицепсы, трицепсы и всякие прочие «цепсы» бейсбольными мячами выпирали из-под оплетенной венами кожи. Одежды на нем не было вовсе, кроме ослепительно белых подштанников, что выглядело бы забавно, не будь верхняя часть его туловища такой устрашающей. Жесткие бурые волосы росли прямо от пупка и становились все гуще к плечам. Шея его представляла нагромождение мускулов, покрытых шерстью, и венчалась огромной головой с мордой длиной с мою руку. В сочащихся ноздрями соплях поблескивало медное кольцо, черные глаза смотрели свирепо, а рога — кончики огромных черно-белых рогов были настолько острые, что никакой электроточилкой так не заточишь.
Я прекрасно узнал монстра. Он был героем одной из самых первых историй, которые рассказывал нам мистер Браннер. Но не мог же он быть настоящим!
Дождь заливал мне глаза, и приходилось постоянно моргать.
— Это…
— Сын Пасифаи, — сказала мать. — Жаль, что я не знала, до чего ж им не терпится убить тебя.
— Но это же Мин…
— Не произноси его имени, — предупредила мама. — Имена тоже наделены силой.
Сосна была по-прежнему очень далеко — по меньшей мере, ярдах в ста вверх по холму.
Я снова бросил быстрый взгляд назад.
Человекобык склонился над нашей машиной, заглядывая в окна, — точнее говоря, не заглядывая. Он все больше сопел и принюхивался. Я не совсем понимал, что его так беспокоит, ведь мы были всего в каких-то пятидесяти футах.
— Дайте поесть, — простонал Гроувер.
— Тс-с-с-с, — сказал я ему. — Мама, что он делает? Он что, не видит нас?
— Зрение и слух у него — никуда, — ответила она. — Он идет по запаху. Но скоро он сообразит, где мы.
Словно напав на след, человекобык яростно заревел. Он поднял «камаро» Гейба за разбитую крышу, причем шасси надсадно заскрипели. Занес машину над головой и швырнул на дорогу. Врезавшись в мокрый асфальт, она проехала еще с полмили, разбрызгивая вокруг сноп искр, прежде чем остановилась. Бензобак взорвался.
«Ни царапины», — припомнил я слова Гейба.
Упс!
— Перси, — сказала мама, — как только он увидит нас, он сразу же бросится. Дождись последней секунды, а потом беги, прыгая из стороны в сторону. Он не может менять направление, когда бросается. Понял?
— Откуда ты все это знаешь?
— Я уже давно беспокоилась, что они могут напасть на тебя. Мне следовало этого ожидать. Я была эгоистичной, когда держала тебя при себе.
— Держала меня при себе? Но…
Еще один взрыв яростного рева, и человекобык, оглушительно топоча, ринулся вверх по холму.
Он учуял нас.
Сосна была теперь всего в нескольких ярдах, но холм становился все более крутым и скользким, а Гроувер отнюдь не полегчал.