— Наука! — издевательски усмехнулся мистер Д. — А вот скажи мне, Персей Джексон… — Я вздрогнул, потому что он назвал мое настоящее имя, про которое я никогда никому не рассказывал, — что люди будут думать о твоей «науке» через две тысячи лет? А? Назовут ее примитивным «мумбо-юмбо». Вот так. О, как я люблю смертных — у них абсолютно отсутствует чувство перспективы. Они считают, что так далеко-о-о продвинулись во всем… Так ли это, Хирон? Посмотри на этого мальчика и скажи мне.
Мне не особенно нравился мистер Д., но было что-то такое в том, что он назвал меня «смертным», как будто… сам им не был. Этого хватило, чтобы у меня комок застрял в горле, и я начал понимать, почему Гроувер так прилежно следит за своими картами, жует банку из-под колы и держит рот на замке.
— Перси, — сказал Хирон, — хочешь верь, хочешь нет, но бессмертный и означает бессмертный. Ты хоть на мгновение можешь представить себе, что никогда не умрешь? Никогда не исчезнешь? А будешь существовать вечно, таким, какой ты есть?
Я хотел было отделаться отговоркой, сказав, что это славная мысль, но что-то в голосе Хирона заставило меня усомниться, стоит ли это говорить.
— Вы имеете в виду, что это важно: верят люди в них или нет? — спросил я.
— Именно, — согласился Хирон. — Если бы ты был богом, то как бы тебе понравилось, что тебя называют мифом, старой легендой, которая объясняет происхождение молнии? А если я скажу тебе, Персей Джексон, что когда-нибудь люди назовут мифом тебя, мифом, который объясняет, как маленькие мальчики справляются с потерей своих матерей?
Сердце тяжело забилось у меня в груди. Хирон почему-то пытался разозлить меня, но я решил не поддаваться.
— Мне бы понравилось, — ответил я. — Вот только я не верю в богов.
— Ох, уж лучше поверь, — пробормотал мистер Д., — пока один из них не испепелил тебя.
— П-по-жа-луй-ста, сэр, — заикаясь, сказал Гроувер. — Просто он недавно потерял мать и теперь в шоке.
— Этого только не хватало, — проворчал мистер Д., разыгрывая карту. — Мало мне того, что приходится заниматься этой жалкой работой, так еще надо возиться с мальчишками, которые даже не верят!
Он махнул рукой, и на столе появился кубок, словно солнечный свет, опустившись на мгновение, соткал стекло из прядей воздуха. Кубок сам собой наполнился красным вином.
У меня челюсть отвисла, но Хирон как будто бы ничего и не заметил.
— Мистер Д., — предупредил он, — подумайте о диете.
Мистер Д. с притворным удивлением посмотрел на вино.
— Боже. — Он уставился на небеса и возопил. — Старая привычка! Прости!
И снова послышался гром.
Мистер Д. опять взмахнул рукой, и вместо кубка на столе появилась новая банка с диетической колой. Мистер Д. горестно вздохнул, открыл банку и вернулся к игре.
Хирон подмигнул мне.
— Как-то мистер Д. оскорбил своего отца, заведя шуры-муры с лесной нимфой, которая отличалась крайней распущенностью.
— Лесной нимфой, — тупо повторил я, уставясь на банку с колой так, словно она попала сюда из космоса.
— Да, — признался мистер Д. — Отец любит наказывать меня. На первый раз он объявил «сухой закон». Ужасно! Жуткие десять лет! Во второй раз… ну, она действительно была хорошенькая, и я не мог устоять… во второй раз он послал меня сюда. На Холм полукровок. В летний лагерь для таких мальчишек, как ты. «Покажи хороший пример, — сказал он мне. — Поработай с молодежью вместо того, чтобы оказывать на нее пагубное влияние». Ха! Какая несправедливость.
У мистера Д. вдруг сделался обиженный вид, как у шестилетнего ребенка.
— Значит… — запинаясь, произнес я, — ваш отец…
— Di immortales,[4] Хирон, — вздохнул мистер Д., — я думал, ты обучил этого мальчика основам. Разумеется, мой отец — Зевс.
Я пробежал все известные мне имена на «Д» из греческой мифологии. Вино. Тигровая рубашка. Сатиры, которые, казалось, все работают здесь. Раболепие Гроувера, словно мистер Д. был его хозяином.
— Вы Дионис, — выдохнул я. — Бог вина.
Мистер Д. выпучил глаза.
— Что они говорят сегодня, Гроувер? Когда пьют? Неужели даже дети говорят: «Хорошо пошла»?!
— Д-да, мистер Д.
— Тогда «хорошо пошла», Перси Джексон. А может, ты решил, что я Афродита?
— Так вы — бог?
— Да, дитя мое.
— Бог… Вы…
Он в упор посмотрел на меня, и я заметил пурпурный отблеск в его глазах, наводящий на мысль, что этот капризный маленький толстяк показывал мне только крохотную частицу своей подлинной природы. Передо мной предстали видения, в которых винная лоза душила тех, кто не верил в божество винопития, и обезумевшие от вина воины, жаждавшие битв, и матросы, пронзительно вопившие, видя, как их руки превращаются в плавники, а лица удлиняются наподобие дельфиньих морд. Я понял, что, если буду и дальше злить его, мистер Д. учинит надо мной что-нибудь пострашнее. Скажем, заразит мой мозг болезнью, из-за которой остаток жизни мне придется провести в смирительной рубашке в одиночной палате, обитой войлоком.