— Ничего смешного, Перси. Совсем даже не смешно.
Старая дама, сидевшая посередине, достала большие ножницы — золотые с серебром и длинные, как коса. Гроувер затаил дыхание.
— Пора садиться в автобус, — пробормотал он. — Пошли.
— Что? — переспросил я. — Да там сейчас настоящее пекло.
— Пошли! — Он распахнул дверцу и забрался внутрь, но я остался стоять на обочине дороги.
Странные дамы по-прежнему не сводили с меня глаз. Та, что посередине, перерезала пряжу, и, клянусь, я услышал лязг ножниц сквозь шум проезжавшего по четырем полосам транспорта. Две ее подруги скатали ярко-синие носки, предоставив мне гадать, для кого же они предназначались — для Снежного Человека или Годзиллы.
Шофер между тем поднял капот в задней части автобуса и отвернул большую дымящуюся металлическую штуковину. Автобус вздрогнул, и мотор ожил, взревев.
Пассажиры радостно загомонили.
— Готово! — пронзительно выкрикнул шофер. Потом хлопнул по корпусу автобуса шляпой. — Всем на борт!
Как только мы тронулись с места, я почувствовал озноб, словно подхватил грипп.
Гроувер выглядел ненамного лучше. Его трясло, и зубы стучали друг о друга.
— Гроувер?
— Что?
— Что ты от меня скрываешь?
Он вытер потный лоб рукавом рубашки.
— Перси, что там было, сзади у фруктового прилавка?
— Ты про тех старых дам? Да что в них такого, приятель? Они ведь не… как миссис Доддз.
Выражение лица у Гроувера стало загадочным, но у меня появилось чувство, что дамы за прилавком хуже, гораздо хуже, чем миссис Доддз.
— Просто скажи, что ты видел, — попросил Гроувер.
— Та, что посредине, вытащила ножницы и перерезала пряжу.
Гроувер закрыл глаза и сделал такой жест, будто перекрестился, но это было не крестное знамение, а что-то другое, что-то… более древнее.
— Ты видел, как она перерезала нить, — заключил он.
— Да. Ну и что? — Но, едва сказав это, я почуял, что дело нешуточное.
— Пронесло, — пробормотал Гроувер. И стал грызть ноготь на большом пальце. — Не хочу, чтобы все случилось как в прошлый раз.
— Какой прошлый раз?
— Всегда шестой класс. Они никогда не упускают шестого.
— Гроувер! — Я повысил голос, потому что он и вправду начал пугать меня. — О чем это ты?
— Давай-ка я провожу тебя от автобусной остановки до дому. Согласен?
Просьба показалась мне странной, но я не возражал — пусть провожает.
— Это вроде суеверия, да? — спросил я.
Гроувер ничего не ответил.
— А то, что она перерезала пряжу, — значит, кто-то должен умереть?
Гроувер посмотрел на меня скорбно, словно уже подбирал цветы, которые я больше всего хотел бы увидеть на своей могиле.
Глава третья
Гроувер неожиданно теряет штаны
Признаваться, так уж начистоту: я бросил Гроувера, как только мы доехали до автовокзала.
Я знаю, знаю. Это было невежливо. Но он достал меня своими странностями: то глядел на меня, будто я покойник, то бормотал: «Почему это всегда случается?» и «Почему это всегда должен быть шестой класс?»
Когда Гроувер расстраивался, у него всегда срабатывал мочевой пузырь. Поэтому я не удивился, что, как только мы вышли из автобуса, он снова заставил меня пообещать, что я его подожду, и ринулся в ближайший общественный туалет. Вместо того чтобы ждать, я схватил чемодан, выскользнул из автобуса и поймал первое попавшееся такси, которое ехало в направлении жилых кварталов.
— Ист-Сайд, угол Первой и Сто четвертой, — сказал я водителю.
Пару слов о моей матери, прежде чем ты с ней познакомишься.
Зовут ее Салли Джексон, и она самый замечательный человек на свете, что только доказывает мою теорию: замечательным людям всегда чертовски не везет. Ее родители погибли в авиакатастрофе, когда ей было пять лет, и воспитывал ее дядя, который не слишком-то о ней заботился. Мама хотела стать писательницей, поэтому в старших классах копила деньги, чтобы поступить в колледж, где учили бы творчеству и сочинению книг. Потом у дяди нашли рак, и маме пришлось бросить школу на последнем году обучения, чтобы ухаживать за ним. Когда он умер, она осталась без денег, без семьи и без диплома.
Единственным светлым пятном на этом фоне было то, что она встретилась с моим отцом.
Я практически ничего о нем не помню, кроме следа от его мягко светящейся улыбки. Мама не любит говорить о нем, потому что всегда расстраивается. Фотографий от него тоже не осталось.
Понимаешь, дело в том, что они так и не поженились. Мама рассказывала мне, что он был богатый и важный человек и отношения у них были тайные. Затем он однажды отправился через Атлантику в какую-то важную поездку, да так и не вернулся.