Что же Аннабет хотела сказать мне тогда, в спортзале? Она говорила, это что-то серьезное. А теперь мне, наверно, никогда этого не узнать… Я подумал о том, как мы танцевали вдвоем целые полпесни, и на сердце сделалось еще тяжелее.
Я смотрел, как Талия расхаживает взад-вперед по снегу на границе лагеря, бесстрашно огибая волков. Она остановилась и посмотрела назад, на Вестовер-Холл – замок виднелся на холме за лесом, теперь совсем темный. Интересно, о чем она думает?
Семь лет назад отец Талии превратил ее в сосну, чтобы спасти от смерти. Она преградила путь целому войску чудовищ на вершине холма Полукровок, чтобы дать своим друзьям, Луке и Аннабет, возможность уйти. Обратно в человека она превратилась всего несколько месяцев назад и время от времени застывала так неподвижно, что можно было подумать, будто она по-прежнему дерево.
Наконец, одна из Охотниц принесла мне мой рюкзачок. Гроувер с Нико вернулись с прогулки, и Гроувер помог мне перевязать раненую руку.
– Ой, она зеленая! – обрадовался Нико.
– Сиди спокойно, – сказал мне Гроувер. – На, съешь амброзии, пока я прочищу рану.
Я морщился, пока он делал перевязку, но кубик амброзии помог. На вкус она была как домашнее шоколадное печенье. Она таяла во рту, и от нее по всему телу разливалось тепло. Благодаря амброзии и волшебной мази, которую использовал Гроувер, плечу через пару минут сделалось лучше.
Нико рылся в своем рюкзачке, который, по всей видимости, собрали для него Охотницы, хотя как они сумели проникнуть в Вестовер-Холл незамеченными – ума не приложу. Нико разложил на снегу множество фигурок: маленькие изображения воинственных греческих богов и героев. Я узнал Зевса с молниями, Ареса с копьем, Аполлона на его солнечной колеснице.
– Какая большая коллекция! – сказал я.
Нико улыбнулся:
– У меня они почти все, и еще голографические карточки с ними! Ну, кроме нескольких, самых редких.
– Ты уже давно в это играешь?
– Нет, только этот год. А до того… – Он нахмурился.
– Что? – спросил я.
– Забыл… Странно.
Он как будто встревожился, но это быстро прошло.
– Слушай, а можно взглянуть на твой меч, которым ты сражался?
Я показал ему Стремнину и объяснил, как она превращается из ручки в меч, когда снимешь колпачок.
– Круто! А что, чернила в ней не кончаются?
– Ну-у, вообще-то писать я ею ни разу не пробовал…
– А ты что, правда сын Посейдона?
– Ну да…
– Так ты тогда, наверно, классный серфингист?
Я покосился на Гроувера, который изо всех сил старался не заржать.
– Черт, Нико, – сказал я, – знаешь, я вообще-то никогда не пробовал.
Он задавал все новые и новые вопросы: а часто ли я ссорюсь с Талией, раз она дочка Зевса? (На этот вопрос я решил не отвечать.) А если мать Аннабет – Афина, богиня мудрости, чего ж тогда Аннабет так по-дурацки свалилась с утеса? (Я очень постарался не придушить Нико за этот вопрос.) А была ли Аннабет моей девушкой? (Я был уже готов запихнуть Нико в мешок, пропитанный запахом мяса, и бросить его волкам.)
Я уже думал, он вот-вот спросит, а сколько у меня хитов, и тогда-то я не выдержу и сорвусь, но тут ко мне подошла Зоя Ночная Тень:
– Эй, Перси Джексон!
У нее были темно-карие глаза и слегка вздернутый нос. С серебристым обручем в волосах и гордым выражением лица она выглядела так царственно, что я не без труда подавил желание сесть прямее и сказать: «Да, мэм!» Она смотрела на меня довольно брезгливо, словно я был мешком грязного белья, которое ее попросили отнести в прачечную.
– Идем, – сказала она. – Владычица Артемида желает с тобой поговорить.
Зоя отвела меня к крайней палатке, которая с виду ничем не отличалась от прочих, и взмахом руки велела зайти внутрь. Бьянка ди Анджело сидела рядом с девочкой с каштановыми волосами – у меня все равно в голове не укладывалось, что это и есть Артемида.
Внутри было тепло и уютно. Пол был устелен шелковыми коврами и подушками. В центре без дыма и без топлива горела золотая жаровня. За спиной у богини, на полированной дубовой подставке, стоял ее серебряный лук, выгнутый наподобие рогов газели. Стены были увешаны звериными шкурами: медвежьими, тигриными и другими, которых я не узнавал. Наверно, какого-нибудь защитника животных хватил бы удар при виде шкур этих редких зверей, но, наверно, раз Артемида – богиня охоты, уж она-то сумеет восстановить то, что уничтожила. Мне показалось, что рядом с нею лежит еще одна звериная шкура, но тут я увидел, что это живой зверь: олень с блестящим мехом и серебряными рожками. Он мирно дремал, положив голову на колени Артемиде.