- Но почему слоновая кость? Странный выбор.
- Напротив, очень тонкий! Для экспертизы слоновой кости так и не придумали достоверных методов, идет ли речь о возрасте или чем-то ином. Ее можно просто оставить на солнце, и достаточно древний вид обеспечен. Того же результата можно добиться, если прогреть её в духовке, заполнив жаровню сосновой хвоей. Можно завернуть в кусок кожи и закопать. А если собрать настоящую древнюю пыль - скажем, поскрести обломок античной слоновой кости - и втереть её в трещинки вашей подделки, ни один эксперт не сможет уверенно сказать "да" или "нет". Труднее всего подделать естественный износ. Тот, кто сделал шкатулку - большой мастер своего дела.
- Это не первый случай.
- Нас просто засыпали блестящими подделками! И это губит фирму! Конечно, мы содержим штат экспертов, но не по всем вопросам. Ведь просто невозможно скрупулезно проверять каждый экспонат, никакого времени не хватит! Клиенты просто перестанут к нам обращаться, ведь аукционы проводим не только мы. Да и расходы на экспертов слишком велики. Вы знаете, какая в нашем деле конкуренция!?
Гильдерштейн резко отодвинул стул и зашагал к дверям.
- Пойдемте!
В элегантно обставленной комнате с высокими узкими окнами стояли несколько шкафов со стеклянными дверцами и четыре массивных старомодных сейфа.
Гильдерштейн открыл один из них и вынул амфору с изображением конного лучника.
- Греция. Пятый век до нашей эры.
Протянув амфору Худу, он повернулся к шкафу, где рядами стояли пузырьки и бутылочки, и выбрал одну из них. Кисточкой в пробке, он мазнул по изображению лучника, подождал и протер пятно тряпкой. Поперек сосуда расплылось безобразное пятно.
- Подделка, - горько кивнул Гильдерштейн. - Не слишком хорошая. Вместо глазури - синтетический лак, который легко снимается растворителем.
Он вернулся к сейфу.
- А взгляните на это...
Ту же операцию он проделал с небольшой этрусской вазой. Растворитель на орнамент не подействовал.
- Подлинник? - спросил Худ.
- Да нет, тоже подделка, но классом выше Я бы сказал, гораздо выше. Глазурь из гидроокиси магния, не растворяется практически ничем. Но в процессе обработки глазурь собирается к основанию и ручкам, опытный эксперт может это заметить - именно так мы эту подделку и разоблачили, черт бы её побрал!
Из следующего сейфа Гильдерштейн достал серебряную плакету с тонко гравированной сценой распятия.
- Пятнадцатый век. Символ мира, к которому прикладывались пилигримы. Великолепная вещь, верно?
- Безупречная.
- Увы, их поцелуи, оказались не слишком рьяными. Бесчисленные прикосновения губ изнашивают серебро мягко и нежно, а здесь заметны следы шлифовки, - он поморщился и добавил: - Фальшивые поцелуи святыни, можете себе представить?
Пришла очередь женского портрета на стене.
- Великолепный Хальс.
- Пожалуй, - осторожно согласился Худ.
- Прошел четыре экспертизы - и все же оказался поддельным. Большая часть полотен Хальса до сих пор в частных коллекциях. Но кто-то очень ловко их копирует. Распознать почти невозможно.
- Но вы сумели?
- Тут просто повезло. Тетка Остина живет в Вашингтоне и знакома с владельцем оригинала, - Гильдерштейн сердито раздавил окурок в пепельнице. - А в том сейфе - венецианский кубок пятнадцатого века, прекрасной сохранности. Вот только золотая финифть на кубке - стоматологический компаунд под напылением и лаком. Редкая по тонкости работа. При мысли, как мы рисковали с этим кубком, волосы встают дыбом.
Вернувшись в кабинет, Гильдерштейн выдвинул нижний ящик стола, извлек из него рифленую серебряную вазу с ручками в виде голов туров и осторожно водрузил её на стол.
Худ небрежно скользнул по ней взглядом.
- Так... Бирмингемская работа...
- Персия эпохи Ахеменидов. Пятый век до нашей эры. Бесспорный подлинник.
- Не вижу связи.
Гильдерштейн тяжело взглянул ему в глаза.
- Ее нам предложил тот же посредник, который наградил "Кристби" поддельным венецианским кубком. В Париже его считают "темной лошадкой", у него редко появляется что-нибудь стоящее. Мы решили сделать все, что в наших силах, чтобы определить происхождение подделок. Рассчитывали, что мошенник клюнет, узнав, что кубок продан на аукционе за приличную цену. Пришлось купить его самим под вымышленным именем. И вот теперь - персидская ваза. Возможно, в качестве приманки.
- В каком смысле?
- Мы убедимся, что вещь подлинная, станем брать все, что он предложит, и влипнем так, что потом не выпутаемся.
- Вы хотите сказать, если выяснить, кто ему подсунул вазу, он и будет источником подделок?
- Вот именно. Кто-то явно собрался разделаться с нами. Доказать публике нашу неразборчивость как в подлинности выставляемого на продажу, так и в источниках его приобретения. Еще один скандал вроде вчерашнего - и репутации "Кристби" конец. Совет директоров в полном составе висит на телефоне с самого утра, как только вышли первые газеты.
Гильдерштейн снова закурил и устало откинулся на спинку.
- Чарльз, я прошу вас немедленно лететь в Париж, и разобраться, кто стоит за всем этим.
Ничего другого Худ и не ожидал. Не случайно именно его, а не нью-йоркского агента отправили выколачивать информацию из Контоса. Неприятные задания такого рода были его специальностью, никто не мог с ними справиться лучше него. Во всяком случае, так полагали в громадном синдикате, известном под названием "Круг". Туда входила и фирма "Кристби".
Не глядя на Худа, Гильдерштейн долго молчал, попыхивая сигаретой, и наконец сказал:
- Поездка может быть опасной...
Он явно недоговаривал, но распрашивать не было смысла - это Худ прекрасно понимал.
- Я согласен.
- Отлично! - Гильдерштейн поспешно нажал кнопку селектора. - Изабель, пригласите Остина и Хефнера, и прихватите свой блокнот. Да, и предупредите мисс Прайс, чтобы нас ни под каким видом не беспокоили, даже если окажется, что жене французского посла поставили вчера фонарь под глазом!
2.
Когда американцы облюбовали "Тревел клаб", качество подаваемого "мартини" заметно ухудшилось.
Худ следил, как бармен смешивает ему первую сегодняшнюю порцию. В баре кроме него было ещё только двое. За зеркальными стеклами по Елисейским полям двигался плотный транспортный поток, но внутрь не проникало ни звука.
- Оливку, сэр?
- Конечно.
Худ пригубил коктейль, устроился поудобнее и закурил. Весь день на ногах, но похвалиться нечем. Никто из солидных антикваров понятия не имел о персидской вазе, и вообще за последние месяцы всплыли всего два персидских раритета, оба первых веков нашей эры: терракотовая чаша и агатовая печать. Их дальнейшую судьбу проследить не удалось.
В баре Худ поджидал Майка Мерсье, агента "Круга" в Париже - уже два дня они работали вместе. Выяснилось, что антиквару Пероне, про которого рассказывал Гильдерштейн, принадлежит солидный магазин в лучшей части рю Фюрстенберг. Мерсье удалось познакомиться с работавшей там блондинкой лет тридцати пяти, со вкусом одетой, разговорчивой и при этом весьма недоверчивой.
Из неё удалось вытянуть, что вазу принес какой-то американец, но большего он не добился. Пожилой владелец магазина прихварывал, поэтому с недавних пор делами заправлял новый партнер - корсиканец Сарду.
- Похоже, кампания у него крутая, - добавил Мерсье. - И сам он на учете в полиции.
Сарду жил за счет азартных игр, торговли крадеными машинами и прочих темных дел. Похоже, антикварный магазин служил ему лишь удобным прикрытием...