Охранявшие караван миссии триста с лишним шахских казаков после короткого боя с жандармами частью рассеялись, то есть бежали, а частью сложили оружие и сдались в плен нападавшим. Барон Черкасов со своими сотрудниками был вынужден спешно возвратиться в Хамадан. Вскоре он вернется в этот город вместе с полком казаков-кубанцев из экспедиционного корпуса и будет исполнять свои консульские обязанности.
Ситуацию внутри и вокруг Персии решили «выправить немалой суммой в английских фунтах стерлингов и золотых русских рублях». Великобритания и Россия официально «заявили о намерениях оказать Тегерану значительную финансовую помощь, сначала в виде единовременных авансов, а затем ежемесячными субсидиями, начиная с 8 сентября 1915 года».
Заявления о такой финансовой помощи подействовали на персидские правящие круги, на шахский двор. Но каким образом? Шах по мотивам личных взаимоотношений уволил церемониймейстера двора Эхтесаболь-Молька, человека влиятельного и хорошо осведомленного. Тот по спорным по сей день побуждениям (не только из чувства мести) довел до сведения посланников России и Британии подробности двуличной игры главы правительства Мустоуфи-эль-Мемалека.
И фон Эттер, и Чарлз Марлинг поняли, что глава Кабинета министров делает все от него возможное, чтобы дать германцам и туркам выигрыш во времени. Для первых — закончить формирование отрядов своих сторонников в самой Персии. Для вторых — перебросить из Месопотамии в Персию регулярные войска. И тогда два союзных по Антанте государства в противодействии таким замыслам оказались бы застигнутыми врасплох.
Теперь фон Эттер и Марлин имели полное право потребовать объяснений, что они и незамедлительно сделали. Министрам Мустоуфи-эль-Мемалека пришлось оправдываться и пытаться убедить посланников России и Англии в том, что они здесь ни при чем. Что якобы в иранском Курдистане, в Керманшахе мятеж против шахской власти подняли расквартированные здесь отряды жандармерии во главе со шведскими, немецкими и турецкими офицерами. И что жандармов поддержали вооруженные отряды «борцов за веру» — муджахидов.
Министры доказывали, что против мятежников уже посылались отряды шахских казаков, но все безуспешно. Они или разбегались в начале боевых столкновений. Или, как правоверные мусульмане, «садились в бест», то есть укрывались от преследователей, тоже правоверных мусульман, в святых местах — мечетях, мавзолеях. А в святых местах оружие не обнажалось.
Члены правящего кабинета говорили фон Эттеру и Чарлзу Марлингу слова вполне правдоподобные, но дипломаты имели совсем иную достоверную информацию. И не только высказанную им бывшим церемониймейстером шахского двора, но и полученную ими по другим каналам.
Само собой разумеется, что посланники сразу же доложили о признаниях Эхтесаболь-Молька в Лондон и Петроград. Реакция оттуда не заставила себя ждать. Министры иностранных дел Великобритании и России Эдуард Грей и Сергей Сазонов выступили с резкими официальными заявлениями, которые сразу же стали известны властным структурам шахской Персии.
Их суть сводилась к тому, что заключенный тегеранским кабинетом тайный союз с противниками Антанты развязывает ее державам руки в отношении нейтральной Персии, вплоть до оккупации ее своими войсками и последующего раздела страны. О разделе персидской территории на зоны влияния речь уже не шла.
В условиях идущей Великой войны это были не пустые слова: Антанта не могла допустить того, чтобы Персия оказалась на стороне кайзеровской Германии и султанской Турции. Тогда большая война пришла бы на границы российского Туркестана и британской Индии и свою роль в ней мог бы сказать «мусульманский фактор Востока».
Угрозы, которые прозвучали в адрес Персии из уст глав МИДов двух держав Антанты, заставили официальный Тегеран предпринять ряд шагов в «обратном направлении». Но таких шагов от правительства Мустоуфи-эль-Мемалека в Берлине и Стамбуле вряд ли могли ожидать. Персидскую столицу пришлось покинуть германскому послу принцу Генриху Рейсскому с его дипломатическим аппаратом, а также послам Австро-Венгерской империи и Турции. Из Тегерана пришлось уехать и наиболее одиозным сторонникам персидского-германского сближения.
Изменилось и «лицо» шахского Кабинета министров. В его состав были введены три сторонника сближения Персии с Россией и Англией, то есть с воюющей Антантой. Это были престарелый принц Сапехдар (или Сепехдар), получивший портфель военного министра, представитель Каджарской династии Ферман-Ферма, ставший министром внутренних дел. То есть эти два человека возглавили силовые структуры нейтральной страны. Третий русофил и англофил стал министром без портфеля.
Пока шли эти перестановки и уменьшалось количество дипломатов, аккредитованных в Тегеране, противники Антанты на персидской территории не теряли времени даром. То есть за какие-то считаные дни внутриполитическая обстановка в стране накалилась до предела, когда могли вспыхнуть боевые столкновения в жизненно важных центрах Персии.
В непосредственную близость от столицы стали сходится немалые числом вооруженные отряды кочевых племен, в первую очередь воинственных бахтиаров, обитавших западнее Исфахана. Кочевники «подбадривали друг друга» призывами истребить русскую казачью бригаду, стоявшую в Казвине. Съехавшиеся туда беглецы из различных городов страны являли собой богатую военную добычу, взятие которой всегда являлось «делом жизни» кочевых племен, где каждый дееспособный мужчина имел оружие и коня.
Вокруг города Хамадана и на перевале Султанбулаг полным ходом началось возведение различных оборонительных сооружений. Полевыми фортификационными работами руководили опытные немецкие и турецкие офицеры. Такое строительство всегда требовало больших средств и много рабочих рук, но в данном случае деньги были.
В священном для мусульман-шиитов городе Кум (к югу от Тегерана) с легкой руки графа Каница было создано два прогерманских комитета. Один — «национальной обороны», другой — «защиты ислама». И тот, и другой комитеты выпускали воззвания с призывом к правоверным взяться за оружие.
Глава персидского правительства Мустоуфи-эль-Мемалек, внешняя политика которого отличалась известным двуличием, в стороне от этих событий не был. Он стал настойчиво уговаривать правителя юного Султан-Ахмед-шаха покинуть столицу и перебраться в священный Кум. Появление там шаха могло консолидировать силы, которые выступали против держав Антанты.
В своей книге «Персидский фронт. 1915–1918» свидетель тех событий А.Г. Емельянов так описывал возможный сценарий последующих событий. С прибытием шаха в город Кум ожидалось объявление антирусского джихада, то есть священной войны против России. После этого по всей стране начались бы истребление иноверцев (не только российскоподданных) и грабеж их имущества, нападения на русские казачьи отряды, инциденты на государственной границе и тому подобное.
Фигура шаха могла стать действительно «козырной» в том противостоянии, учитывая значимость восточного монарха из династии Каджаров в умах большинства его верноподданных, прежде всего этнических персов. Белоэмигрант Ю.Н. Данилов так описывал ту ситуацию вокруг юного Султан-Ахмед-шаха:
«…Угроза беззащитному Тегерану заставила германцев подумать об оставлении этого пункта. Новым центром для продолжения из него своей агитационной деятельности был избран германцами г. Исфахан.
Германский посланник принц Генрих XXXI Рейсский употреблял все усилия, чтобы настоять на переезде в этот пункт шаха, дабы не потерять над ним своего влияния. Шах колебался, учитывая значение русских побед.
Чтобы склонить повелителя Персии на сторону немцев, император Вильгельм особой телеграммой предлагал обеспечить шаху при всяких условиях убежище и обеспеченные средства к жизни. Но телеграмма эта пришла уже тогда, когда немцы фактически покинули город (Тегеран. — А.Ш. ) и ушли на юг. Шах остался в районе столицы.