Отряд войскового старшины Беломестного в том бою потерял всего несколько человек убитыми и ранеными. Это объяснялось быстротой атаки, устрашающим видом казачьей лавы, умелым маневрированием сотнями на поле брани. И тем, что разноплеменное вражеское войско мужества и стойкости в боевом столкновении «не выказало».
Под Рабат-Керимом был совершен подвиг, по своему звучанию ставший едва ли не первым на необъявленном Персидском фронте. Его совершил молодой хорунжий 4-го Сводно-Кубанского полка Петр Редьков, посмертно награжденный почетнейшим Георгиевским оружием — Золотой саблей по высочайшему указу от 28 июня 1916 года.
На страницах «Русского инвалида» от 21 июля 1916 за № 194 о подвиге терского казака, недавнего выпускника Елисаветградского кавалерийского училища, рассказывалось так.
Командир взвода 1-й сотни Петр Редьков «по своей инициативе выдвинулся вперед, под губительным огнем противника занял охватывающее положение, заставил неприятельский резерв развернуться и, сдерживая во много раз превышающие силы персидских жандармов, дал возможность отряду броситься в конную атаку; в решительный момент боя, бросившись во главе (спешившегося. — А.Ш. ) взвода в штыки, был убит и смертью своей запечатлел содеянный подвиг».
Бой у селения Рабат-Керим имел для событий в Персии во время Первой мировой войны особое звучание. Эта победа обескуражила и «локализовала» действия прогерманской оппозиции в самом Тегеране. Больше на столицу нападать никто не пытался и не «подбирался» к ней на опасную близость. Суровый урок полного разгрома 2-тысячного отряда Эмир-Хикмета оказался для многих поучительным. Особенно для тех, кто хотел вовлечь Персию в Великую войну.
О «знаковом» бое 9 декабря 1915 года под Рабат-Керимом генерал-лейтенант Н.Н. Баратов доложил телеграфной строкой в Тифлис, главнокомандующему Отдельной Кавказской армии, великому князю Николаю Николаевичу-младшему. Тот в ответ телеграфировал командиру экспедиционного корпуса:
«Передайте Войсковому Старшине Беломестнову и чинам его отряда особую сердечную благодарность за их отличные действия. Генерал-Адъютант Николай».
Казаков Беломестнова поздравили «русские чины Персидской Казачьей Его Величества Шаха бригады». Такая телеграмма была подписана полковником Н.В. Прозоркевичем, командующим бригадой шахских казаков.
Занятие с боями но пути городов Кума и Хамадана стали аккордом начальной стадии действий Кавказского экспедиционного кавалерийского корпуса на персидской земле. Но с занятием этих важных для русского командования со стратегической точки зрения пунктов, узлов пересечения многих дорог военная напряженность внутри нейтральной страны не ослабла.
Эта напряженность в первую очередь выразилась в ситуации, которая сложилась на персидском побережье Каспия, вернее — в его западной части. В приморской провинции Гилян, на территории которой находился порт Энзели, экспедиционным войскам (в их глубоком тылу) сразу же пришлось столкнугься с вооруженными отрядами кочевников небезызвестного Кучек-хана и его сподвижника Хасан-хана.
Их люди в лесистых горах остана при поддержке жителей гилянских селений нападали на небольшие воинские партии, транспорты и обозы (лошади убивались, а грузы грабились). То есть перерезались коммуникационные линии баратовского корпуса, которые шли вглубь страны от Энзели.
Мирза Кучек-хан прославил себя как предводитель повстанцев Гиляна, поднявших оружие против шахской власти еще в самом начале XX столетия. Он был к тому времени «хозяином» провинции, в которой, помимо собственно гилянцев, народа иранской группы, проживали также галеши, талыши, таты, курды, азербайджанцы. Собственно персы здесь числом не выделялись. И в таком национальном многоцветье Кучек-хан, человек лично храбрый, пользовался широкой поддержкой местных жителей.
Советские историки «рядили» потомственного хана то в одежды «восточного революционера», то в тогу «буржуазного демократа». Но, думается, Кучек-хан был прежде всего тем «стойким» феодалом в иранской истории, который считал Гилян «своим феодом» и который не собирался ни с кем делиться этой властью. В том числе и с шахом Персии, сидевшим в тегеранском дворце. То есть его «освободительная самостийность» в не столь далекое время прямо называлась «революционностью».
В любом случае, Мирза Кучек-хан был большой фигурой на политической сцене шахской Персии в начале века. Даже враги его, которых у гилянского феодала было много и разных мастей, называли хана честным человеком и «чистым идеалистом», каким только можно было быть на Востоке.
Кучек-хан был предводителем не просто повстанцев, а партизан-дженгелийцев. Они, начиная с 16-го года, «вели неравную борьбу против царских и сменивших их британских оккупационных войск», а также против «правительства шаха». К слову говоря, Мирза Кучек-хан стоял во главе так называемой Гилянской революции 1920–1921 годов, был награжден советским орденом Красного Знамени. В тогдашней Москве рассчитывали с его помощью установить в Персии советскую власть.
Гилянское повстанчество, во главе которого стоял Кучек-хан, имело национально-освободительный характер. С руководителем партизан-дженгельдийцев встречался Серго Орджоникидзе. Эта встреча состоялась на борту теплохода «Курск» после того, как в середине мая 1921 года советская Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием героя Гражданской войны в России Федора Раскольникова заняла после капитуляции британского гарнизона портовый город Энзели.
После этой беседы Орджоникидзе информировал Ленина: «Ни о какой советской власти в Персии речи и быть не может. Кучек-хан даже не согласился на поднятие земельного вопроса».
Все же Мирза Кучек-хан, много повоевавший против русских войск в Великую войну, а затем с англичанами, пожелавшими в ходе Гражданской войны сделать Каспий, ни много ни мало, как «британским морем» (англичане заставляли угрозой применения силы спускать на судах белой армии Андреевский флаг!), заключил военный союз с большевиками.
Те обещали в обмен на установление советской власти не вмешиваться во внутренние дела страны, в которой «никакого пролетариата нет», бедное крестьянство «темно, забито и пассивно».
Такое обещание убедило предводителя партизан-дженгельдийцев в правильности своего решения. Военный комиссар «красной эскадрой», взявшей у англичан персидский порт Энзели, Батырбек Абуков свидетельствовал:
«Кучек-хан… скрепя сердце решился на провозглашение Персидской Социалистической Республики, предложенное ему комфлотом Раскольниковым».
После этого отряды дженгельдийцев и красных моряков-десантников двинули на Решт, столицу Гилянского остана. 4 июня они заняли город, из которого английское командование поспешило вывести свои войска. Однако вскоре Мирза Кучек-хан разорвал отношения с иранскими коммунистами, его правительство в Гиляне было свергнуто в ходе «персидского Октября».
Кучек-хан в ходе таких событий по своей воле «самоустранился от власти» и вернулся в горные леса, чтобы там дождаться «выяснения истины». В это время Москва начала дипломатические переговоры с Лондоном и Тегераном, и о маленькой Гилянской Советской республике в ней попросту забыли. Повстанцы-дженгельдийцы были предоставлены сами себе. Мирза Кучек-хан, так и не сдавшийся шахским властям, замерз в горах. Его отрубленная голова в «лучших восточных традициях» с торжеством была доставлена в персидскую столицу.
Кучек-хан действительно был грозой шахских властей в Гилянском остане. Его всадники-дженгельдийцы, по сути дела, беспрепятственно перемещались по горной провинции, встречая содействие в селениях. По некоторым данным, Кучек-хан начальствовал над «шайкой численностью около 1 тысячи человек, терроризировавшей население района Моссул — Энзели — Решт».
По сведениям русской разведки, немецкая агентура обещала огромную сумму, 10 тысяч туманов, за взрыв Менджильского моста, о важности которого говорить не приходилось. Гилянские повстанцы грозили захватить банки в Реште и «вырезать русскую колонию». Поэтому генерал-лейтенант Н.Н. Баратов решил провести операцию против отрядов Мирзы Кучек-хана, базы которых находились в горах.