Ялов дружил с парторгом колхоза Александром Строгановым и однажды попросил совета.
- Он в работе бешеный, - сказал бригадир. - Про дом забудет, про жену, про обед, про все на свете! Любую работу дай - не откажется.
- Он может всех комбайнеров на жатве побить? - спросил Строганов.
- Может, - ответил Ялов. - Я же говорю, что он в работе бешеный. Особенно когда кто-то впереди него.
Уборочная была первой самостоятельной в жизни Бунчука. Опыта у него почти никакого, если не считать прошлого лета, когда был в подручных у дяди Васи. Он вставал раньше петухов, брал торбу с харчами - и на бригаду. Помощником у него был молдаванин Коля, молодой паренек из училища механизации. Оба молодые, неопытные, только Бунчук горячился и ни себе, ни Коле спуску не давал. В поле нужно было поспеть пораньше, потому что грузовиков было мало. На пять комбайнов - две машины. Подрегулировали, заправились и сразу в поле. Машины две Бунчук набьет зерном, свесится в одну-другую сторону, глядя сверху на ход комбайна, и, если видит порядок, уступит Коле штурвал и садится завтракать. Так в прошлом году обращался с ним дядя Вася Каралуп, а нынче Бунчук сам себе хозяин. Потом даст харчей помощнику, ведь тот на практике, один, где ему добрый завтрак иметь? Коля подкрепляется, а Бунчук - печет. Так он называет свою работу - "пеку". В жаре, в пыли, в шуме - печет.
В обед у него комбайн тоже не простаивал. Подшипники смажет, подтянет, а сидеть некогда. Учительница - пенсионерка Мария Гавриловна Каменщик, агитатор во время жатвы, приносила им газеты и журналы, рассказывала всякие новости и угощала грушами и молодой кукурузой со своего огорода. Бунчук с Колей были черные, даже чумазые, чем вызывали в учительнице и почтение, и жалость. Она подсовывала груши: "Отдохните, хлопчики. Вон как солнце печет!" Однажды Бунчук заглянул в журнал и воскликнул:
- Ого! Тут написано, что рекорд Украины - убрать за день с двадцати шести га шестьсот семьдесят центнеров... А у нас с тобой лучше - семьсот восемьдесят центнеров! Лучше рекорда, Коля!
Бунчук сильно обрадовался, шутил до самой ночи. За полночь, как обычно, закончили. Обмели венчиком пыль с комбайна и побрели по домам. Даже сквозь нарастающую усталость Бунчук ощущал по-прежнему то острое чувство, которое охватило его днем - он первый. Жатву он закончил, обогнав своих товарищей, и молодых, и опытных, и дядю Васю Каралупа. На его счету было восемь тысяч двести центнеров зерна, можно было представлять к значку ЦК ВЛКСМ "Золотой колос". Бунчук был счастлив. В районе, среди комсомольско-молодежных агрегатов он тоже был первым. Он добился того, чего хотел, - его заметили в колхозе, увидели, что Бунчук недаром считается парнем характерным.
Дошли о нем вести в райком комсомола, Вихляеву. Но решили погодить со всякими чествованиями, приглядеться к такому необычному имениннику. С одной стороны, он действительно герой жатвы, а с другой - неблагополучный в прошлом.
Деревенскую осторожность не удалось до конца преодолеть. Бунчук, может быть, и привык бы к ней, смирился со своей ролью, не будь несправедливость такой явственной. Ведь он был лучшим, а за ним признавали лишь то, что он упорнее других.
Колхоз помог ему приобрести дом, - административно, если так можно выразиться, никаких претензий к нему комбайнер не имел. А к людям? Но не мог же он подойти к каждому и объясниться?
Вот и выходило, что судимость давно снята, но где-то как будто по-прежнему все еще разбирается персональное дело Виктора Бунчука, и окончательного решения нет и нет.
Между тем в хлопотах с новосельем подошел и Новый год, зимние заботы о ремонте техники, о всегда недостающих запчастях, - и незаметно прошла зима. Потом началась весенняя вспашка, обработка почвы, удобрение. Закустилась озимая, на дорогах поднялась пыль. А там - снова наступило лето.
Чем ближе подступала жатва, тем беспокойнее становился Бунчук. Он заговаривал с Яловым о разных пустяках, морщился и отходил, ничего не объяснив толком. Бригадир не знал, в чем дело. Обычно Бунчук особо не стеснялся, когда ему требовалась та или иная запчасть, а то, бывало, если ее нет, сам возьмется добыть или сделать. Но здесь он, кажется, хотел чего-то другого. Наконец выяснилось: он хотел вступить в комсомол. Он боялся отказа. Но хотя никто не возражал, дело остановилось. Близилась уборочная.
Бунчук очень хотел стать первым. Его упорный твердый характер еще больше закалился в необъявленном споре за его доброе имя. Ему требовался не ответ, не слова, ибо никакие слова не скрасили бы его сожаления о позднем призвании, он хотел разобраться во всем происходящем, как взрослый, поживший человек. Теперь у него было дело и семья, которые служили стержнем его жизни. Без этого стержня он не выдержал бы. Поэтому сейчас понял, что рано или поздно он найдет путь даже к самым недоверчивым сердцам.
Результат жатвы, по-видимому, мало что мог изменить: накопленное за несколько деревенских лет должно было искупить старый проступок. Все это было так. А еще впереди была работа, и, зная характер Бунчука, можно было догадываться о его желаниях.
...Все, что произошло дальше, логически завершало несколько прожитых лет. Бунчука приняли в комсомол, и он уехал на целину. На этом закончился самый важный и трудный период в его жизни. И, точно подводя итог борьбе Бунчука, комсомольско-молодежной бригаде вручили, как лучшей, знамя обкома комсомола. Каждый видел в награде свой смысл, одни - одно, другие - другое. А Бунчук, вернувшись с целины, стал возиться со своим комбайном, устанавливать чехлы от утечки зерна, всякие ящики и ящички для инструментов и запасных частей, передвигать бочку с водой, чтобы не закрывала главный привод. Механизаторы, глядя на его возню, посмеивались. Ялов советовал им сделать то же. Первым последовал примеру своего ученика дядя Вася Каралуп. К награде же Бунчук отнесся очень сдержанно, он и без нее не считал себя обойденным. Только труден был у него путь, можно было идти короче...