Лицо Фрэнни появляется у меня перед глазами. Маленькая — да, беспомощная — нет.
Он смотрит на собак.
— Цербер, Баргест, Гвулджи, оставляю работу на вас. У меня есть своя… — Его взгляд переходит на меня. — Точнее, твоя, которую надо сделать.
И затем он превращается в меня.
Нет!
Я сглатываю комок страха, застрявший в горле.
— Не волнуйся. Нас двоих тут не будет долго, — говорит он, и мое лицо улыбается мне. Он щелкает пальцами, и собаки набрасываются на меня, пока он выходит за дверь.
Многое бы я сейчас отдал за коробку «Педигри».
Когда вспышка возникает в моей голове, я резко просыпаюсь. Я поворачиваюсь к корзине для бумаг, стоящей рядом с кроватью, и меня выворачивает, пока перед глазами стоит образ окровавленного Люка, неподвижно лежащего на полу.
— Нет!!!
Следующее, что я понимаю, — мама сидит на краю кровати, явно паникуя.
— Фрэнни, тебе плохо? Что случилось?
Сквозь ступор я говорю:
— Нет…
И это все, что я могу выдавить… снова и снова. Как будто в моем мозгу произошло короткое замыкание, и он не может нормально функционировать, думать.
— Давай, родная, мы едем к доктору.
Я нахожу свой голос.
— Нет! Мне нужен Люк. — Мое сердце бьется с бешеной скоростью, и я вижу, как все кругом кружится, а перед глазами пляшут звезды. — Мне нужно найти его.
И тут на улице раздается гудок. Я взлетаю с кровати и подбегаю к окну. Люк припарковал свою Шелби рядом с домом. Он улыбается и машет рукой, подзывая меня.
— О Боже! — Я чувствую, как снова начинаю дышать. Он не мертв. — Мне надо идти, мам, — говорю я, натягивая свои джинсы и одергивая мешковатую футболку. Я тороплюсь к двери на нетвердых ногах.
— Фрэнни, что это значит? — кричит она, сбегая вслед за мной по лестнице.
— Ничего. Просто дай мне минутку. — Я выхожу через дверь и захлопываю ее за собой. Я подбегаю к машине и бросаюсь ему в объятия.
— Я тоже счастлив тебя видеть, — говорит он с блеском в глазах.
Я отстраняюсь и смотрю на него. Он жив… пока.
— Что-то должно случиться. Я видела тебя…
— Что, Фрэнни? Что ты видела? — Он не выглядит испуганным или заинтересованным. Он выглядит скорее… голодным.
— Столько крови… Ты был…
— Мертв? — заканчивает он за меня с усмешкой.
Я лишь киваю.
— Я выгляжу мертвым, Фрэнни?
— Сейчас нет. Но это произойдет.
— Что? Что случится?
— Не знаю… Может, Белиас…
Он прерывает меня, качая головой.
— Я позаботился о Белиасе. О нем можно больше не беспокоиться.
— О чем ты? Он ушел?
— Именно.
— Значит, что-то еще… Я точно знаю, ты в опасности.
— Все будет в порядке, не волнуйся.
Но я волнуюсь. Он притягивает меня в поцелуе, и я начинаю успокаиваться. Мое дыхание замедляется, а сердце стучит уже почти в нормальном темпе.
Я смотрю на него.
— Это было действительно жутко, Люк. Пообещай мне, что будешь осторожен.
— Я сама осторожность. Ничего не случится.
Хотела бы я ему верить. Я вижу, как мама смотрит на нас из окна. Уверена, она думает, что я рехнулась, это явно не поможет нашему плану. Особенно после того, что было с Гейбом. Я вздыхаю.
— Ну… так ты готов?
— К чему?
— Э… ко всем этим впечатляющим вещам с моими родителями.
— Ой, да… Насчет этого…
— Ну же, давай, Люк. Уверена, у тебя получится. Я очень хочу, чтобы этим летом мы все смогли нормально общаться. — Особенно сейчас. Я хочу, чтобы он был рядом.
— Я действительно не хочу этого… Я бы предпочел остаться с тобой наедине, — говорит он. Его глаза горят, и это заставляет все мое тело покалывать.
— О чем ты думаешь?
— Обо всех непристойных вещах, которые я могу с тобой сделать, о том, что могу заставить тебя почувствовать, если ты мне позволишь.
Я густо краснею и делаю глубокий вдох, когда он вновь притягивает меня к себе.
— Это весьма неожиданные заявления… Ты же сам сказал, что мы не сможем… Ну, ты знаешь…
Но проблема в том, что и я начинаю думать о некоторых «непристойных вещах».
— Я передумал. Я хочу тебя, — говорит он, проводя горячими губами по моей шее.
Я откидываю голову назад, открывая ему доступ.
— Так вся эта похоть… Теперь уже нестрашна?
— Нестрашна, — повторяет он, запуская руку мне под футболку. — Мы можем устроиться на заднем сидении.
— Господи Иисусе, Люк! Моя мама смотрит на нас в окно прямо сейчас, — говорю я, отталкивая его и одергивая рубашку. — Почему ты ведешь себя так странно?