— Довольно необычный паренек нам попался, — Никита допил кофе и поставил пустую чашку на столик, — Меня поразило, что к семнадцатилетию у него сохранилась способность испытывать эмоции. Обычно в приютах демонстрация каких-либо переживаний считается слабостью, а уж нытье или романтика у приютских вообще табу. Они с детства привыкли подавлять свои чувства. Для них привычнее получить удар в голову, чем поглаживание по ней. И если в младших группах воспитатели еще как-то могут достучаться до детей, и детишки тянутся к ним, то в старших группах уже все по-другому. Там законы стаи и все положительные эмоции под запретом.
— Законы стаи говоришь?
— Да, Спиркс, именно стаи. Не следует забывать, что их специально к этому подводят, Империи нужны беспринципные люди, готовые подчиняться более сильному. В приютах воспитатели есть только в младших группах, с контингентом старше двенадцати лет работают уже руководители групп. Да взять даже отсутствие дверей в туалетах и душевых. Ходить в туалет, мыться или переодеваться детям приходится в присутствии других детей и воспитателей. Это стресс. Но жить, постоянно ощущая его, невозможно. И ребенок начинает отключать чувства. Дети постепенно учатся не испытывать стыда, стеснения, не бояться оказаться в неприятной для них ситуации… Я специально попросил Киму спровоцировать Сашку и… Ну ты сам все видел, у него чувства работают не на все сто конечно, но он не боится их показывать. Он, по сути, белая ворона; я удивляюсь, что его раньше где-нибудь в углу свои же не замочили.
— Ага… замочишь такого. Говоря о его никчемности, я немного покривил душой. Чумаков — уличный боец со стажем. Но не рукопашник, как мы это понимаем — он работает с любыми подручными предметами. Для него любая палка, длиннее пяти-шести сантиметров — это уже оружие. А сейчас, в одном из кармашков у него лежит нож, который он спер со стола, когда мы ели на базе, — хихикнул Спиркс, — Вот тебе, Кит, и стеснительный романтик. Ты хоть и учился телепатии у Макжи, но тебе пока даже до меня далеко… А я ведь не менталист, я артефактор.
— Вот же… всегда догадывался, что все рыжие себе на уме. Как он смог скрыть мысли о ноже? Я ничего у него в голове о нем не видел.
— Ну, во-первых, надо было просто следить за его движениями, а не тупо шерстить его мысли, сидя у него в голове. А во-вторых, он просто не думал о ноже. Для него иметь под рукой нож, как для тебя дышать. Ты же не думаешь постоянно, как тебе вдох сделать? Вот и он не думает, у него это в спинном мозге сидит, а не в голове. Надо будет опоссуму напомнить об однобокости его методов обучения.
— Твою ж…
— Кит, тебе сколько лет? Ты еще даже на четвертый уровень не вышел, так что не дергайся, ты не обязан знать такие вещи.
Спиркс потушил сигарету и хлопнул лапой по столу.
— Значит так. Готовь комнату для перемещений, как проснется мы его на Фелис переправим. Уходим я, он, ты и… Кима или Морис?
— Кима. Она давно хотела с Чумой поговорить.
— Хорошо. Мориса предупреди, чтобы печь на полную не кочегарил, когда мы уйдем. В прошлый раз, когда ты уходил, я такой столб дыма над лесом наблюдал, что подумал сюда все пожарные с пригорода попытаются прорваться и нашему схрону конец придет. Он воздушник, мать его, или где? Пусть дым к земле прибивает, когда наши тела сжигать начнет.
Интерлюдия 1. Траум
Примерно 500 лет назад
Мир Фелис. Мардус. Государственный университет Фелиса
Еще совсем недавно помещение для эксперимента было просторным конференц-залом Университета, а теперь оно представляло из себя заставленную всевозможной аппаратурой лабораторию. Приборы различного назначения, пульты управления к ним, монструозного вида амулеты-накопители, огромные преобразователи — все это было соединено между собой толстенными, как бревна, силовыми кабелями, переплетено крупными проводами-шлейфами, и тесно перевито тончайшей паутиной диагностических сеток. Накопительные энергокристаллы, стоящие у стен, тревожно пульсировали всеми оттенками синего спектра. Под потолком постоянно проскакивали электрические дуги между разрядниками, а временами сверкали ослепительные короны холодной плазмы. Среди всего этого техно-магического хаоса, со скоростью метеоров носились лаборанты из числа оборотней-приматов, своими цепкими лапами ловко карабкаясь по оборудованию, чтобы произвести необходимые замеры и настройки.
В центре зала, на небольшом пятачке, свободном от аппаратуры, стояла большая металлическая клеть, почти под завязку набитая оборотнями с самыми что ни на есть министерскими мордами. Напротив этой "кладовки для начальства" стоял небольшой, приземистый столик, с двумя начищенными до зеркального блеска пластинами, закрепленными в нескольких сантиметрах над столешницей. Над одной из пластин левитировала, захваченная полем антигравитации, косточка персика. Над другой пластиной было пусто. Между клетью и странным столом, нетерпеливо пританцовывая, двигался Спиркс, уткнувшийся носом в свой планшет; артефактор руководил финальной подготовкой к эксперименту. То и дело к нему со всех сторон подбегали сотрудники лаборатории — енот внимательно выслушивал бесконечные доклады ответственных за свои участки. Громким басовитым голосом он выкрикивал команды, а иногда и сам бегал к тому или иному оборудованию, на бегу раздавая пинки и затрещины тормозящему, по его мнению, обслуживающему персоналу.