Дон тяжело поднялся, оперся кулаками о стол и в такой странной наклонной позе стоял довольно долгое время. Потом достал мемо.
– Мне нужно как можно больше людей. Собирайте сюда кого только сможете. И отключите, наконец, моторолу от магистрата!
Веселая шутовская рожа выглянула из темной «исповедальни», повисела в воздухе безо всякой поддержки, подмигнула Дону и резво убралась обратно.
– Итак, это случилось, – ни к кому не обращаясь, произнес Дон.
Случилось то, о чем он так часто предупреждал. То, чего, как его в ответ убеждали, не могло случиться вовсе. Очень убедительно убеждали.
Но это случилось.
Моторола обезумел.
Дону Уолхову было свойственно ошибаться. Говорят, он был в этом не одинок.
Вся наша с вами беда в том, что мы слишком горды. Это, конечно, не относится к тем, кто чрезмерной гордостью не грешит, – их главная беда в том, что они слишком в себе не уверены, так что получается то на то. А мы… мы слишком много о себе понимаем, чувственно мы не подготовлены думать о себе ниже, чем думаем. И когда на нас накатывает наш персональный час гнева, мы делаем все, чтобы не упасть в собственных глазах. Мы в такой час склонны принимать поспешные самоубийственные решения, из которых самое убийственное – как следует укрыться от проблем в непрошибаемой скорлупе собственного превосходства. Оттуда мы разим цели несущественные или несуществующие, оттуда, всесильные и решительные, во имя логики и, конечно, здравого смысла сокрушаем все, что к логике и здравому смыслу имеет хоть самомалейшее отношение. Несчастные, несчастные мы!
Открытие насчет моторолы застало Дона врасплох. Сколько бы он ни кричал в самых разных уголках Ареала, что моторолы по сути своей опасны, что они вполне могут сойти с ума, он подсознательно имел в виду, что такое сумасшествие возможно в принципе – когда-нибудь, где-нибудь, в какой-нибудь очень далекой реальности. Когда же это произошло в реальности самой что ни на есть реальной, он растерялся. Конечно, он знал, что моторолу можно «подвывихнуть» – ему не раз удавалось это и самому, но тогда он точно знал, в чем состоит «вывих» и как с ним следует обращаться. Но он никогда не подозревал, что столкнется с моторолой, «вывихнутым» без посторонней помощи.
Растерявшись, Дон разозлился. А разозлившись, оказался готов к недопустимым уступкам.
Не меньше получаса сидел он в полном одиночестве, уперев бессмысленный взгляд в боковую стенку «исповедальни», думая, что думает, но не думая. Никто его не беспокоил, что в высшей степени удивляло – время было такое, что остаться непотревоженным хотя бы на пять минут не имелось ни малейшей возможности. Будто сговорились все не трогать его в столь тяжелое время, будто поняли, что надо сейчас хоть на сколько-то оставить человека в покое. Возможно, впрочем, и в самом деле поняли, почувствовали как-то, ведь доны, не какие-нибудь там Фальцетти поганые, нарочно решили немного подержать его в одиночестве – пусть, мол, хоть чуточку не подумает, раз уж пришел такой миг.
Брошенный на чистом, без крошки пыли, столе, мемо мертво молчал. Потом запикал наконец и сонным голосом Алегзандера спросил:
– Это… А собира-ать-то их где?
Дон не сразу вспомнил, что сам просил его собрать всех людей.
– Не можешь сам догадаться? В Достойнике, где тут можно еще?
Достойником в Наслаждениях называли Зал Достойных.
– А. Ла-адно тогда. Так я сейчас соберу.
Не успел он отключиться, как тут же совсем в другой тональности дзенькнул новый вызов – от Витановы.
– Детишек насобирали целую кучу! – закричал он. – По Врачам рассовали, те обещают вылечить, а вот куда их после девать – не имею никакого понятия!
– Идиоты, – сказал Дон. – Дебилы. Дегенераты.
– Понял, – сказал Витанова уже спокойнее, – организуем. Так бы сразу и говорил.
Потом прибежал Фальцетти. Он был предельно взбудоражен, ублюдок носился вокруг него как помешанный.
– Отключился Врач-Один в Главном моторольном госпитале! – с порога закричал он. – Врачи помельче с ног сбились, но там для них слишком много больных, тебе немедленно надо переговорить с моторолой, только он имеет к нему доступ, это такой очень большой и сложный Врач, почти бортовой!
– Что тебе нужно? – спросил Дон. – Что, черт побери, тебе от меня нужно? Я еще никогда не вытирал тебе сопли!
– Но… но мне сказали… мне сказали, что ты не только экранировал Наслаждения от моторолы, но еще и «исповедальни» все отключил.
– Правильно тебе сказали, отсюда с моторолой больше не будет связи, слишком опасно…
Странное дело, Дон только что хотел рассказать Фальцетти, почему именно считает опасным хотя бы даже и косвенное присутствие моторолы в Наслаждениях, но в последнюю секунду передумал. По такой маловразумительной причине – он не дон.