Пилоту этот ремонтабель был хорошо знаком. Добыт он был не чересчур официальными путями для защиты в маловероятных, но все же возможных ситуациях типа «мало ли что» и потому спрятан в хорошо придуманной заначке – в углублении под кухонно-кофейным прибором. Пилот, правда, не знал, что все хорошо придуманные заначки, как правило, очень типичны.
Пилот прокашлялся.
– А ты, значит, убежал? С моей, получается, помощью?
– Получается, так. Ты уж извини, приятель, что я тебе репутацию подмочил, но у меня не было выхода.
– Ага, – ответил пилот, с трудом соображая, что говорит (он все еще очень боялся смерти, хотя и начинал уже постепенно понимать, что страхи его, скорее всего, напрасны). – Так, значит. Почему ж тебя мой бортовой не засек?
Дон усмехнулся.
– Я его еще при входе малость подвыключил.
– Как это – подвыключил? Он что тебе, торшер, что ли?
Дон назидательно поднял указательный палец.
– Всегда, дружище, все очень просто, если знать, что сказать и куда нажать. Вот я его и подвыключил. В одно мановение ока.
«Мгновение» «мановением» Дон заменил скорее по привычке, чем из необходимости.
– Такое невозможно! – с восхищением сказал пилот.
– А ты проверь.
– Да невозможно такое, я тебе говорю, что я, вегикла своего, что ли, не знаю?
– Ты все-таки попробуй.
Пилот вдруг с ужасом вспомнил, что действительно весь последний час он к бортовому не обращался и вел вегикл только на личной тяге. Вспомнил также, что выныривать на личной тяге не рекомендуется даже суперпрофессионалам, хотя на трассах все мало-мальски опытные водилы эту рекомендацию сплошь и рядом игнорируют. Но одно дело выныривать самому, зная, что в любой момент тебя поддержит твой верный бортовой, и совсем другое дело…
Он скорчил фальшиво кислую мину и заунывным голосом начал:
– О Великий Неосязаемый! О…
– Какой-какой?! – радостно удивился Дон.
– Это у нас пароль такой для вызова. Он, вообще-то, не фиксирует, что происходит внутри вегикла между людьми, я этого не люблю, потому и пароль ввел. Такой юмор. Шутка любви. Вообще-то, он неплохой парень. Подожди, не мешай. О Великий Неосязаемый, о Профундикс Ора Про Нобикс! Отзовись!
– Слушаю, – раздался недовольный баритон. – Надо что?
Пилот торжествующе взглянул на Уолхова.
– Сообщи, пожалуйста, дорогой, про ситуацию на борту. В общих чертах, – сказал он уже обычным тоном.
Моторола подозрительно долго молчал, как молчат моторолы, когда на кого-то обижаются.
– Что сообщать-то? – спросил он наконец еще более недовольным тоном.
– Про состав пассажиров спроси, – подсказал Дон.
– Про состав пассажиров, – повторил пилот.
– А что тебе про состав пассажиров-то?
– Ну, кто здесь, что еще? – начиная злиться, уточнил пилот.
– А сам ты не видишь, что ли? Что еще за вопросы такие глупые?
Пилот, который с Великим Неосязаемым работал уже долгое время, имел с ним устоявшиеся, очень сложные, даже противоречивые отношения. Они были старыми партнерами и друзьями, самыми близкими друг другу существами во всем мире, при этом непрестанно, порой с жуткой яростью собачились, чего-то друг в друге не понимая и не принимая наотрез.
Сейчас, в переломную минуту, когда на карту была поставлена, может быть, сама жизнь пилота, бортовой вдруг завел свою любимую песню под названием «Я тебе друг или подчиненный?». Пилот взъелся и озверел.
– Если ты сейчас же, сию же минуту, говно пластмассовое…
– Ладно, ладно, – примирительно зачастил бортовой. – Ты спросил, я ответил. Ты начальник, а я пластмассовое говно. В общем, так. Пилот находится в твоем вегикле, то есть ты сам, могу имя сказать и разные данные. Еще пассажир находится.
– Спроси кто. И только попробуй…
– Кто?!
– Эдгар Мантена. Юрис-доктор Эдгар Мантена. Возвращающийся домой.
Дон довольно захохотал. Пилот слабым голосом скомандовал отбой контакта.
– Ты его и правда испортил, – уже безо всякого восторга заметил он.
– Ничего. С управлением ты и сам справишься.
– Справлюсь. Это точно. Мы с ним вместе уже пять лет. Ты его испортил, сволочь. Теперь его в переделку отправят, тварь ты поганая. Ох, какая же ты мерзопакостная дрянь! Он-то тут при чем? Его-то зачем? Что он тебе сделал?