Обед они снова готовили вместе. Макароны по-флотски. Пока парень жарил под руководством Ирины фарш и резал лук, она бережно вытаскивала и осторожно погружала в кастрюлю длинные макароны из красивой пачки. Они были полыми внутри. И после купания оба они умяли изрядно еды. Поэтому чаевничали в беседке чуть не час, обсуждая будущую работу.
– Мне хочется спать, а не писать, – признался Олег.
– А писать почти ничего и не надо. Я ведь всё написала. Это текст, который нужно написать мне, как персональный миф.
– Выдуманный текст.
– Нет, свою биографию с элементами анализа.
– Думаете, кто-то это прочтёт?
– Ты уж точно прочтёшь, такая у тебя работа. – Ирина обиделась. – И потом, я никогда не читала более захватывающей книги, чем история моей собственной жизни.
– И сколько книг вы прочли, кроме поваренной? – съехидничал Олег.
– Больше, чем весь ваш курс вместе взятый. К тому же долгое время я была заведующей отделом литературы и искусства в газете. – Ирина помолчала и уязвлённо добавила: – Боюсь только, что тебе трудно будет писать грамотно. Ведь ваше поколение не пишет ничего длиннее СМС. Одна писательница даже составила только из них целый любовный роман. Он имел успех – читатели его смогли переварить – привычка помогла. А вот читали ли они Голсуорси? Точно нет. После таких книг невозможно давиться теми произведениями – от слова «произвести». Как сухарики со вкусом ветчины…
Тут уж пришла пора закипеть внутренне Олегу.
– Что ж, давайте ваш захватывающий роман из жизни. Я должен читать его вслух или просто делать замечания, читая про себя?
– Ты будешь читать вслух, а я буду вносить на словах корректировки. И тебе придётся записывать поправки в текст на ноутбуке.
– О, так текст всё же – на ноутбуке?! – с долей сарказма пикировал Олег.
– Гусей всех в округе общипала на перья для написания прошлой книги. Так что с этим проблема – пришлось купить «ноут», – усмехнулась она, едва сдерживая смех. Оба прыснули. И Ирина пошла в дом за гаджетом, прихватив с собой чайные чашки из беседки.
Вокруг неё стояла благодатная и ароматная тень. А на газоне плавилась трава, жухла и желтела, несмотря на агрегаты искусственного полива. Олег пододвинул стол ближе к себе. Ирина, когда вернулась и отдала ему уже открытый на экране текст, уселась в гамак.
Читал Олег сперва монотонным голосом. Но скоро в нём появилось сопереживание.
Глава третья
«Я всегда была ничем и никем не защищённым человечком. Маугли, если на то пошло, потому что с младенчества домашние животные играли в моей жизни куда большую роль, чем люди. И в оболочке их безусловной щенячьей и кошачьей любви, полной покусываний и поглаживаний, облизывания и прочих истинных нежностей, мне было так хорошо, что я не воспринимала минимальное общение с отцом и матерью как одиночество. Скорее, как свободу делать всё, что душе угодно. И все остальные заласканные роднёй малыши мне, несомненно, завидовали. Они мечтали о собаках – вокруг меня был их целый рой. Я подбирала раненных птиц – мама их лечила, я обнималась с собакой – отец, даже если видел, руки мыть не отправлял.
Несмотря на то что мама с папой физически рядом бывали редко, моя любовь к отцу была такой сильной, что она не изжила себя и теперь. С ним было можно всё – и до, и после произошедшей с ним трагедии. Помню, я написала ему за шиворот, когда он катал меня на шее перед работой – специально – желала задержать его дома, пока будет переодеваться. И ещё как-то я нарисовала на чертеже каком-то по углам цветочки. А его должны были везти в Москву для утверждения. Но в обоих случаях папа никак не выразил раздражения. Всё, что я делаю, для него было поводом для восторгов. До меня у мамы было несколько выкидышей. И он уже не чаял увидеть собственных детей, хоть помог маме вырастить её дочь от первого брака, младшую сестру, двух племянников. Всё это было до роковой поездки в родной город.
Отец в моём ещё раннем детстве поехал в Ленинград навестить старенькую мать и перед её смертью попрощаться. И на обратном пути в Алма-Ату у него сперли бумажник, в котором кроме очень небольшой купюры лежал ещё пропуск на секретный завод. Он был главным конструктором танков и подводных лодок. Проводник сказал отцу, что вор спрыгнул с поезда. И отец, не мешкая, на полном ходу выскочил из вагона. И ударился головой и потерял память. И пропал на долгих восемь месяцев. А мама ездила по всему пути следования поезда и искала его. А я оставалась на соседскую бабушку Сару, у которой и так было трое внуков в доме напротив. И часто на мои всхлипы и вопли в коляску запрыгивал утешать меня кот Кузя. А возвращал меня из-за ворот, куда я стремилась выбраться, овчарка Пират. И запахи их шерсти навсегда «впечатались» в мой образ жизни, в мои представления о душевном комфорте. Без мужа я, как показало время, жить могу. А без своей «меховой семьи» – нет.