Коннер покусал губы и кивнул. Сунул визитку в карман и тоже поднялся. День предстоял долгий.
Очень долгий.
========== Часть шестая ==========
Тим перекатился с одного бока на другой и тяжело вздохнул.
Руки тряслись от усталости, ноги не держали, но сон упорно не шёл. Он не мог перестать думать о том, что уже скоро выйдет на финишную прямую, совсем скоро нужно будет дописывать роман.
Но он всё ещё не знал, как должен убить Коннера Кента.
Он создал героя, который не может погибнуть просто так. Но как это сделать? Как убить его так, чтобы это была не просто смерть, а что-то по-настоящему сильное? Будто само мироздание, или, может быть, даже он сам решит, что мир просто не заслужил таких героев?
Тим сел на батарее, которую переоборудовал в кровать, когда только въехал сюда, спустил ноги на пол и встал.
Анита была права. Иногда и ему казалось, что история Коннера Кента полностью отрицает историю Тёмного рыцаря за счёт одной только идеи, которую несёт в себе. Он много раз пытался переключиться на что-то другое, но этот образ, этот подтекст были слишком яркими. Он не мог от них отойти. Он не мог их забыть. Не мог прекратить думать именно об этом сюжете.
Но сейчас он не знал, как его завершить. Просто не представлял.
Тим достал биди и спички и закурил. Побродил по комнате, стряхивая пепел в мокрый платок, постоял немного над спящей Анитой, щурясь, всматриваясь в её расслабленное лицо и размышляя, не знает ли его помощница, как убить Коннера Кента.
Нет.
Она точно не знала.
Никто не знал.
Даже сам Тим.
От отчаяния ему хотелось кричать. Рвать волосы. Хотелось выпрыгнуть из окна, прямо на улицу, в ночной воздух. Казалось, что голова пухнет от невысказанных, невыраженных идей. Словно у него был ответ, но он не мог его нащупать. Подходящие слова крутились на языке, но он не мог их выговорить. Ответ был на поверхности, но не давался в руки.
Окно не открывалось.
Тим метнулся было под стол, будто там мог спрятаться от гнета забытой разгадки, но от этого стало только хуже.
Ему нужно было на воздух.
Тим нашёл свои чешки, сунул в карман запасную пачку биди, коробок спичек, погасил окурок и выскользнул из квартиры, сумев открыть замок так тихо, что Анита его даже не услышала.
Ночной Готэм был мрачным и опасным, но Тим боялся города намного меньше, когда выходил на улицу в темноте. Грабители и убийцы не пугали его, как пугали беспорядочные потоки людей. И вообще, он выглядел как бомж или пациент психушки, с которого и взять-то нечего.
Дорогу в парк Тим знал наизусть. Он приходил сюда по ночам, когда писал последнюю книгу про Тёмного рыцаря. Взбирался на дерево и наслаждался одиночеством. Утром же дорожки постепенно начинали заполняться людьми, так что Тим мог какое-то время за ними наблюдать. А потом спуститься вниз и вернуться домой ещё до того, как начнётся первый час пик.
Сегодня он не собирался наблюдать за людьми. Но он всё равно нашёл раскидистый тис, на котором обычно сидел, и вскарабкался на него, будто это было какой-то ежедневной процедурой вроде чистки зубов.
Он расположился на одной из веток пошире, положил на живот платок и закурил.
Отсюда он мог наблюдать звёздное небо. А с рассветом, как только небо начнёт неторопливо бледнеть, всегда можно подняться, обхватить ствол рукой и посмотреть, как солнце постепенно заполняет улицы самого мрачного города в Штатах.
Это успокаивало.
Он действительно просидел так всю ночь, собирая окурки в платочек и высматривая знакомые созвездия. Да, звёздное небо было не таким ярким, не таким звёздным, не таким потрясающим, как могло бы быть за городом. Свет уличных фонарей, городская иллюминация, яркие неоновые вывески не давали городу стать достаточно тёмным для того, чтобы звёздное небо развернулось над ним во всей красе.
Но Тим был рад и тому, что есть.
Он так и не смог задремать. Его знобило. Но было спокойно, как будто он постепенно двигался навстречу решению этой ужасной задачи, которая терзала его столько месяцев и сводила с ума.
Как только первые звёзды стали растворяться, и небо стало сереть, Тим поднялся на ноги, вцепился в дерево, высунул голову из листвы и замер, глядя на восходящее солнце.
Оно надвигалось на город медленно, но неминуемо. Пробуждая город, освещая его, согревая. Солнце обладало такой же силой, как Коннер Кент в его книге, а может быть, даже мощнее.
Тим застыл. Глаза заслезились от яркого света. А потом его озарило. Он облизнул губы, спрятал платок в карман и неожиданно нащупал там кредитку. А потом скатился вниз по стволу, как часто делал и раньше, забежал в кофейню через дорогу, где за стойкой стояла сонная азиатка с гипсом, взял себе кофе покрепче и выпросил у неё карандаш. Финал он набросал на салфетках, торопливо, будто кто-то мог ему помешать. Он делал большие глотки горячего кофе, ругался сквозь зубы и продолжал писать, строчка за строчкой, абзац за абзацем.
Он знал, как привести Коннера Кента к финалу. У него уже был финал. Осталось свести с ним текст и перепечатать то, что он написал сегодня.
Тим выбежал из кофейни и поспешил домой, стремясь преодолеть улицы до того, как город выйдет из обманчивой утренней дрёмы, и успел подняться наверх, в свою квартиру, до того, как проснулась Анита.
Было пять утра. Небо было нежно-серого цвета. Тим смотрел на него из окна, не в силах сдержать довольную улыбку.
— Я знаю, — тихо шепнул он. — Я знаю, как убить тебя, мой Коннер Кент.
Он прижал к груди салфетки с какой-то не очень уместной нежностью.
Тим был счастлив.
***
Коннер просидел у Кассандры до самого утра. Всё это время Стефани донимала его: «Как ты думаешь, когда в штате Нью-Джерси разрешат заключать однополые браки?», «А тебе нравятся сурикаты?». Кажется, недосып и передозировка кофеина на неё действовал даже хуже, чем на него.
В полпятого утра, когда уже рассветало, кто-то очень худой и взъерошенный заявился в кофейню, предварительно требовательно простучав минут пять. Кассандра вышла и приготовила ему кофе, вернула карточку и долго рассматривала, пока тот сидел за столом.
Коннер всё это время провёл в подсобке. Ему хотелось встать и потянуться. Попрыгать, чтобы размять ноги. Ему было больно, неудобно и очень хотелось спать, но он выполнил свою миссию. Он привёл документацию в порядок. А то, что не смог — передал Кассандре, предварительно снабдив подробными указаниями, что нужно сделать, чтобы всё было официально.
В семь утра она влила в него пол-литра свежесваренного кофе, привезённого из Азии и Океании, заставила умыться и отправила восвояси.
Коннер, как они с Кейт и договаривались, сел на автобус и отправился в университет Готэма имени Марты и Томаса Уэйн. Университет оказался огромным, коридоры были запутанными, и ни одна карта толком не могла ему помочь. Он с трудом сумел добраться до факультета истории искусства, поймал там синеволосую девушку в «вареной» джинсовой куртке и сунул ей под нос визитку.
— Прошу прощения, — вежливо начал он. — Вы не могли бы подсказать, где найти этого человека?
— Могла бы. — Она бесцеремонно схватила его под руку, улыбнулась и потащила по коридору. — Совершенно случайно могла бы.
Коннер побоялся было, что странная девушка начнет расспросы, но её, похоже, вообще не интересовало, что он тут забыл.
— Вот. — Она остановилась перед высокой белой дверью, мало отличавшейся от остальных. Здесь, как и на многих других, была прибита потрёпанная бордовая табличка: «Проф. Джон Константин. Д-р фольклористики и литературы». Девушка похлопала Коннера по плечу, перехватила книжки, которые прижимала к груди, развернулась на пятках и пошла обратно, оставив Коннера один на один с дверью.
Из-за двери доносились приглушенные неритмичные песнопения. Звучало немного жутко, и у Коннера вспотели ладони. Ему ужасно хотелось бросить всё и убежать обратно, поддавшись странному голосу.