Коннер вспомнил о тычке Эпифании, вспомнил о жёлтом аппарате, который та сунула ему в карман, и достал его, поражённо вслушиваясь в тишину.
— Дочитай сначала, — хрипло отозвался от батареи Константин. — А потом будем экспериментировать.
Коннер не стал возражать.
Он поднял с пола салфетку и дочитал её. И следующую. И следующую.
Дочитал до последней сцены. Самой последней сцены. Она коснулась сердца цепкими холодными пальцами с жёлтыми пятнами на указательном и среднем. С мозолями на большом и указательном.
Это была единственная сцена, в которой Коннер уловил дух Тима. Она была прочувствованной.
Она была необходимой.
Она приносила с собой ветер, обжигающее тепло солнца и ощущение сгорающих перьев и плавящегося воска.
Чтобы спасти мир, Коннер должен был уничтожить себя. Он должен был придумать, как избавиться от атомной бомбы, не повредив никому. И придумал.
Солнце.
Тим отправил его на солнце.
========== Часть двенадцатая ==========
Коннер дочитал последнюю страницу и долго молчал, просто закрыв лицо ладонями. Пытался сосредоточиться на собственных мыслях, а не на мыслях себя из рукописи. Пытался отогнать ощущение правильности всего написанного ручкой на салфетке. Пытался справиться с собственными эмоциями.
Он хотел бы быть эгоистом, но одна мысль о том, что тогда Тим умрёт, подрывала его уверенность в собственной способности мыслить здраво.
Он поступил бы точно так же ради любого другого человека. Но особенно ради Тима. Всё складывалось именно так. Катастрофически плохо. Переломно, болезненно.
Ужасно.
Он уже догадывался, сколько боли ему принесёт эта ночь и это утро. Он уже знал, что должен будет сделать.
Но перспектива сгореть на солнце казалась ему не такой ужасной, как предстоящее прощание.
Коннер снова достал из кармана счётчик Гейгера и взвесил его на ладони. Потом поднялся. Медленно зашагал к Тиму, видя, как Константин встал тоже, как меняются цифры на счётчике. Как он начинает трещать.
— Я убиваю его. — Коннер выронил счётчик. — Я убиваю его одним своим присутствием.
Коннер попятился, счётчик остался лежать, где упал. Но когда Тим заворочался под одеялом и сел на своей перине, устало глядя то на Джона, то на Коннера, треск уже смолк.
Может, мир людей Коннер уничтожить не мог.
Но он убивал своей любовью единственного человека, который был для него важнее целого мира. Он убивал Тима. Чем ближе он к нему был, тем сильнее на него действовал.
— Я должен уйти. — Коннер развернулся и направился в коридор, но его догнала Анита. Она схватила его за плечо, за локоть и резко развернула.
— Если ты не будешь подходить к нему близко, ему не станет хуже. Но хуже ему будет, если ты совсем уйдёшь, — шепнула она. Толкнула его вглубь коридора, где Тим не мог бы их видеть, и обняла крепко.
— У него… лучевая болезнь? — тихо спросил Коннер. — Он правда умрёт?
— Больше похоже на отравление ураном, — так же тихо ответила ему Анита. — Ты должен выбрать… Мы поймём любое твоё решение, но оно должно быть твоим, а не нашим. — Она нервно прикусила губу.
— О каком выборе вообще может быть речь? — Коннер отстранил её, держа за плечи. — Если я тот, кто и должен был умереть изначально, то почему мы должны выбирать?
— Я бы хотела сказать тебе, что ты должен с ним поговорить об этом. Но тебе нельзя…
— Ему нельзя что? — раздался у неё за спиной хриплый голос.
Коннер вскинулся и попятился к двери. Тим стоял, опираясь рукой о стену. Кислородной маски с ним не было. Он дышал с трудом, но сейчас это было больше похоже на дыхание человека, у которого заложило нос.
— Я уже достаточно постоял в стороне, вам не кажется? — выговорил он и поморщился. Тим гнусавил. Это было бы забавно, если бы не было следствием их ужасного положения.
— Тебе лучше… — попытался успокоить его Коннер. Но это было так сложно. В темноте коридора он видел его так смутно, но и подойти ближе никак не мог.
— Мне лучше знать, что происходит, и почему все ходят с такими постными рожами, — огрызнулся Тим. Он начал рыться в карманах и громко выругался, не найдя там биди и спички.
— Демон нас подгоняет, — мягко сказала Анита. Она положила руку Тиму на плечо и попыталась увести его обратно. — Где профессор?
— Пошёл душ принять. Все думают, что я на ногах стоять не могу, идиоты. — Тим ударил её по руке, оттолкнул и отвернулся. Поводил рукой по стене и нащупал включатель, щёлкнул им, и коридор залило резким светом лампы.
— Говорите, что происходит. — Тим переводил взгляд с Аниты на Коннера, а потом с Коннера на Аниту. Глаза у него покраснели, щёки впали, губы казались такими бледными. Он вдыхал воздух через зубы и так же выдыхал. Грудная клетка поднималась и опускалась в такт.
— Тебе нужно допечатать рукопись, — вместо ответа произнёс Коннер. — Иначе она убьёт тебя вместо меня.
— Велика потеря. — Тим закатил глаза. — Это же не прыжок с крыши, а какая-то болезнь. Пусть убивает. — Он сгорбился и развернулся. — Кому нужен очередной писака. Одним больше, одним меньше. Всё равно нас как собак нерезаных. — Он зашагал обратно в лофт, и чем дальше он уходил, тем сильнее билось сердце Коннера. Он прижался к двери и вскинул руку.
— Тим. Постой.
Тот обернулся, моргнул и пошёл обратно, но Коннер тут же покачал головой:
— Ближе не подходи. Для тебя я сейчас опасен.
— Что за бред. — Тим покачал головой и не остановился. Анита встала у него на пути, подбоченившись и нахмурившись. — Анита. Пропусти меня.
— Когда вы рядом, он травит тебя. — Анита наклонилась к нему. Коннер видел её со спины, но живо представил, как она скривила губы. — Ты только приблизишь свою смерть.
— И что? — Тим вдруг взвился. Вскинул руки, напрягся всем телом. — И что, Анита? Что, от того, что я буду дольше мучиться, мои последние часы будут счастливее? Я буду лежать на кровати, смотреть, как вы с Константином делаете вид, что всё хорошо! — Он сжал кулаки. — Убирайся с моего пути, Анита Файт. Из нас двоих только один действительно заслуживает жизни, и это точно не я. Так уж позволь мне ускорить сладостный момент расставания с этим блядским миром!
Тим, похоже, и сам не заметил, как перешёл на крик. Он покраснел, вытер слезящиеся глаза и попытался протиснуться мимо Аниты. Коннер вскинул руки и открыл рот, чтобы остановить его или хотя бы отговорить, но не успел произнести ни слова.
Константин, с мокрыми волосами, в чужом махровом халате, говорил спокойно, но громко.
— Пропусти его, Анита. Не нам решать, кому из них жить. — Он потёр лоб. — Для этого придётся чем-то пожертвовать.
Анита подняла голову, вскинула руки, сдаваясь, и отступила в сторону.
Тим не произнёс больше ни слова. Он протиснулся мимо неё, схватил Коннера за руку и потащил прочь из квартиры.
— Тебе нельзя на крышу… — успел пробормотать Коннер прежде, чем Тим опустился на лестницу, устало прислонившись плечом к стене. Он дышал, приоткрыв рот, и смотрел перед собой устало и равнодушно.
Он решился на то же, на что решился Коннер.
— Садись, — гнусаво прохрипел писатель. — Прекрати. Мы не взорвёмся.
Коннер неуверенно сел рядом с ним. Их плечи соприкоснулись, и Коннер инстинктивно отпрянул.
— Ты понимаешь, что происходит?
— Если ты не улетишь к солнцу, я умру от радиации, или что там со мной. — Тим нервно оттянул воротник кофты и сделал глубокий, прерывистый вдох. — Не могу только понять, почему плохо только мне.
— Ты очень тупой для сноба, — рассмеялся Коннер. — Потому что ты и есть мой мир. Я должен улететь к солнцу, чтобы спасти тебя.
— Поверь мне, я не самый лучший повод для самоубийства. — Тим тихо рассмеялся, насколько хватило дыхания, и затих. — Послушай. Я правда считаю, что будет лучше, если останешься ты.
Коннер молча посмотрел на него.
— Ты слишком хороший. Миру нужны такие люди, — пояснил писатель. — А я? Я просто перевожу воздух. Пользуюсь благами цивилизации. Не спасаю детей. Жертвы на благотворительность? Да это всё равно, что отдачки. — Он покачал головой. — Но ты… ты действительно можешь помочь миру измениться. Дать всем надежду.