У этой истории мог быть только один конец. Но как, как же его воплотить?
***
Коннер научился разделять свои жизни. Жизнь героя, сверхчеловека, несущего людям надежду, и жизнь обычного юриста. Он жил так уже месяц, и ещё ни разу не перепутал.
До тех пор, пока однажды не опоздал на свой обычный автобус. Именно тогда мир перевернулся ещё раз.
========== Часть четвёртая ==========
Коннер почти привык к назойливому голосу. Тот больше не заставлял его делать глупости, и это, безусловно, радовало. Может, это всё же не тот голос, который может заставить его прирезать всех своих близких во сне.
Коннер сходил на всякий случай на приём к платному психологу. Но рассказ вышел такой сумбурный, что этот приличного вида старичок, будто сошедший с самой известной фотографии Фрейда, практически выгнал его взашей.
Старичок решил, что Коннер издевается.
***
Утро очередной пятницы ничем не отличалось от остальных, кроме того, что его часы неожиданно сбились. Коннер теперь и правда опаздывал на автобус, совсем как напророчил голос, и был вынужден ждать следующий вместе с толпой дошколят и их необъятных размеров воспитательницей. Чёрт знает, куда они ехали в такую рань, и почему для этого не использовался жёлтый школьный автобус, но факт оставался фактом.
Коннер стоял на остановке в окружении будущих банковских клерков, дизайнеров, адвокатов и программистов. Они галдели, перебивая друг друга, на максимальной громкости, а их усталая грузная воспитательница не предпринимала ровным счётом никаких попыток заставить их затихнуть.
А потом один из детей потерял равновесие. В это же время из-за поворота показался синий Рено, водитель которого разогнался уже настолько, что затормозить бы точно не успел.
Коннер отреагировал моментально. И это не голос его вёл. Он просто не смог бы стоять и смотреть, как гибнет ребёнок.
Он растолкал детей, спрыгнул на дорогу и поднял плачущего ребёнка, развернулся и передал его воспитательнице.
Сам Коннер не успел бы сойти с дороги. Он по привычке принял защитную позу, закрываясь руками, и приготовился к долгой и мучительной боли.
Но ничего не случилось. Что-то врезалось в него, ощутимо толкнуло, но Коннер не сдвинулся с места. Боли за толчком так и не последовало.
Он растерянно опустил руки, открыл глаза и понял, что его завернуло в металл. Он отстранился и сделал шаг назад, глядя на вмятину смутных человеческих очертаний в капоте. Водитель за рулём, выпутывавшийся из подушки безопасности, смотрел на него недоумённо. Поражённо.
Чёрт, а Коннер мог его понять.
Он перевёл взгляд на воспитательницу, прижавшую к себе плачущего малыша. На притихших ребятишек в одинаковой форме.
Все они молча смотрели прямо на него.
Молчал и Коннер.
А потом он попятился. Развернулся. И метнулся вперёд, побежал, раскинул руки и, кажется, оттолкнулся от земли. Подставив лицо ветру, он полетел.
Он точно не знал куда.
Куда-нибудь, где будет безопасно. Куда-нибудь подальше отсюда.
***
Он пришёл в себя, лёжа на спине на какой-то скамейке. Коннер попытался закрыться от света, положив руку на лицо, но всё равно проснулся. Не от солнца, а от шума и суеты вокруг.
Он протёр глаза и прокашлялся. Во рту было странное ощущение, будто он проглотил комок слизи. В целом, было похоже на какой-то из подвидов похмелья, и Коннер, немного подумав, решил, что вчера вечером просто надрался как свинья. А вся эта история про детей и машину? Просто приснилась. Как раз в стиле тех городских легенд, которые жёлтые газеты Метрополиса выдавали за правду.
Едва подумав об этом, Коннер тут же об этом забыл. Потому что, сев и осмотревшись, он вдруг увидел у себя прямо над головой красивое граффити с мускулистой женщиной с густыми чёрными кудрями. Она подпрыгивала, собираясь взлететь, и была облачена в красный топ со стилизованным золотым орлом на груди и короткие голубые шорты в звёздочку. Костюм подозрительное напоминал американский флаг, и Коннер успел ненадолго задуматься, не кощунственно ли носить его вместо трусов.
А потом он узнал эту женщину. Рокси часто рисовала её в своём карманном альбоме для эскизов, вроде как даже пару фигурок таких выпустила. А несколько месяцев назад писала ему, что расписала многоэтажку на окраине.
Вот так занесло его. Коннер поднялся, приложил руку ко лбу козырьком и сощурился. Присмотрелся к прыгающей девушке повнимательнее, надеясь, что это всё-таки не она, и он ошибся домом.
Но нет. Это была героиня Рокси. Значит, это был её дом.
И это было ужасно.
Коннер сунул руки в карманы, мысленно обратившись ко всем известным и неизвестным ему богам, умоляя их сделать так, чтобы телефон был на месте. Боги смилостивились, и телефон оказался в кармане. Коннер набрал номер Кейт, даже не глядя на экран. Сейчас главным было предупредить коллегу, что он облажался. И очень серьёзно.
— Ты. Где. Ходишь, — отчеканила Кейт ещё до того, как он успел хоть слово сказать. — Я тебе уже раз пятьдесят позвонила, уже готова была идти в полицию и обзванивать больницы. Ты же самый занудный юрист из всех, кого я знаю, ты единственный раз, когда решил серьёзно опоздать, предупредил меня заранее. — Она клацнула зубами. — Признавайся, что опять случилось?
— Кажется, я перебрал маленько, — виновато простонал Коннер.
— И что? Проспал? — Кейт как будто бы облегчённо вздохнула. Коннер сделал глубокий вдох собираясь с силами.
— Не совсем. — Он покусал губы. — Я в Метрополисе.
— Где? — ахнула у него в трубке Кейт. — Но как… когда…
— Не знаю, — страдальчески ответил Коннер. — Серьёзно, не знаю! Я просто проснулся здесь! Наверное, был мертвецки пьян, и по привычке поехал «домой», к сестре. Я же не напивался до усрачки с самого университета, Кейт. — Он начал ходить туда-сюда, наворачивая круги вокруг скамейки. — Кошмар какой-то. По-моему, мне к врачу надо, — пожаловался он.
Кейт, прижимающая трубку к уху где-то там, в таком далёком кабинете в Готэмском суде, молчала. Потом она прокашлялась. Хмыкнула. И снова заговорила, так убийственно спокойно и тихо, что Коннеру стало не по себе (если это выражение вообще можно было применить к последним месяцам его жизни):
— Всё, что тебе сейчас нужно сделать — это поздороваться с сестрой и принять душ. А потом сесть в автобус, который за ночь привезёт тебя из Метрополиса в Готэм, чтобы утром ты мог пойти на работу. Договорились? — звучала она очень уверенно, и Коннер невольно почувствовал себя увереннее тоже.
— Ладно, — выдержав паузу, сказал он. — Хорошо. Ты права. Мне просто нужно успокоиться и вернуться домой. А там разберёмся. — Он потёр лицо ладонью, рассеянно и устало. — Извини, что подвёл тебя… второй раз за месяц, что ли. Или который там раз уже. — Он дождался, пока Кейт согласно хмыкнет. — До завтра.
— Именно так, — отозвалась его коллега и повесила трубку.
Коннеру не оставалось ничего другого, кроме как пригладить волосы, поправить воротник рубашки, попытаться понять, не пахнет ли изо рта, и отправиться в дом, размалёванный граффити с героиней его сестры.
Рокси жила на первом этаже. Вернее, в подвале. Чёрт знает, как ей удалось выторговать это помещение, но она гордилась этим больше, чем своим воспитанием (впрочем, в её воспитании было мало того, чем можно гордиться: она так и не оправилась до конца от совместной жизни с папочкой). Эту дверь нельзя было найти, если ты не был чист сердцем, или хотя бы не знал, что именно ищешь. Нужно было свернуть возле лестницы наверх и выйти к лестнице вниз. А спустившись вниз, ищущий утыкался носом прямо в большую железную дверь, перемазанную краской, облепленную наклейками, разрисованную мелом и обрызганную чем-то красным. Звонок у этой двери был, но болтался на проводе, то и дело опасно искря.
Рокси была рисковой и странной девушкой. Видимо, всё занудство в этом поколении досталось Коннеру.
Коннер не рискнул ловить кнопку и жать её, и вместо этого просто постучал по двери кулаком. Он с лёгкостью припомнил их старый секретный стук, и только потом спохватился, помнит ли его сама Рокси.