– Что спрашивает?
– Не знаю я, что он спрашивает. Я там не слушала.
– А что старики рассказывали?
– Дак они рассказывают, что спрашивают обо всём. Задаёт вопросы, какие там.
– Не помнишь вопросов?
– Не помню, милая. А вот если не сумеют они ответить, тогда оттуда что-то выйдет, следом, побежит следом и что-то сделает тем, слушающим. А в доме они надевают горшки на голову (молочные горшки раньше были). Надо бы надеть на голову, тогда ничего им не будет. А когда на прорубь идёшь, надо, говорят, отвечать, когда идёшь слушать.
ФА. 2219/25. Зап. Онегина Н. Ф., Лавонен Н. А. в 1975 г. в д. Кестеньга от Кемовой А. В.
5
No Vierissän kešeššä hyö käytih kuuntelomah, a lähettih avanolla kuuntelomah, ni pantih nahka šinne avannon luo. Kattauvuttih sielä, še oli žiivatan nahkoja, hot lehmän eli lampahan eli sielä. Sielä sitä kuunneltih.
– Paljonko piti olla kuuntelijua?
– Ei äijyä, hyö ei mänty, kun vähäsin kerrašša mäntih, yksin ei mänty, kakši-kolme, nel’l’ä, no mäntih kuunneltih. Sielä hyö siitä varattih sitä, jotta još sieltä ketä vielä tulou.
– Ketä vois tulla?
– A en tiijä, a kun sitä varattih.
– Kuin kučuttih?
– Šanottih vejenemäntä.
– A eiko sanottu Vierissän akka?
– No, no oli Vierissän akka, yksi ja šama še on. No sitä varattih, no tinua niisi valettih.
– Mitä se teki Vierissän akka?
– Še, še vielä i pahua ruatau, lyöy eli leikkuau, en maha oikein šanuo.
– Mitä varotusta piti pityä, jos nahan piällä issutih?
– Ka siinä luvettih, luvettih šiihi, mie en ole käynyn kuuntelomah, no luvettih sihi mitänih. En muissa ni yhtä.
– Да, в Святки они ходили слушать. Ходили на прорубь слушать. Подстилали шкуру там, у проруби, накрывались. Это была шкура животных, коровы или овцы или кого – там. И слушают.
– Сколько должно было быть слушающих?
– Не помногу они ходили. Не много за раз шло. Поодиночке не ходили. Двое, трое, четверо шли и слушали. Там они боялись, что ещё кто-то придёт.
– Кто мог прийти?
– А не знаю, но этого боялись.
– Как звали?
– Говорили: хозяйка воды.
– А говорили: Крещенская баба?
– Да, да или Крещенская баба, одно и то же это. Её боялись. Ещё олово лили.
– Что делала эта Крещенская баба?
– Она, она ещё плохое делала, вредила. Била или резала. Не могу хорошенько сказать.
– Что надо было знать, когда на шкуре сидели?
– Да там произносили заклинания. Я не ходила слушать. Но произносили там что-то. Не помню нисколько.
ФА. 2547/1. Зап. Лавонен Н. А., Коски Т. А. в 1979 г. в д. Софпорог от Никоновой Д. А.
Крещенская баба выходит из проруби
6
En mie käynyn avannolla… Alla pantih hoš mi šielä… Ta kiertyä, kiertyä piti… Še kierrettih ne istujat, jotta še Vierissän akka noušou avannošta. Vierissän akka noušou avannošta, a još ei kierretty, šiitä ei tule /hyvyä/… Vierissän akkah, vain Vierissän akka tulou…
Я не ходила на прорубь… Под себя подстилали что-нибудь… Да очертить круг надо было… Круг чертили сидящие там, потому что Крещенская баба поднимается из проруби. Крещенская баба поднимается из проруби; а если не начертили круг, то не придёт… Во время Святок только Крещенская баба приходит.
ФА. 1596/8. Зап. Степанова А. С. в 1971 г. в д. Кепа от Ахонен М. Ф.
7
Kuuntelomašša kun käytih niin šanottih, jotta šielä avannošša on Vierissän akka. Mie en käynyn ni konša… Käytih tytöt ja pojat, šanottih jotta šielä vetehini on avannošša.
Когда слушать ходили, то говорили, что там в проруби есть Крещенская баба. Я никогда не ходила… Ходили девушки да парни, говорили, что там, в проруби, есть водяной.
ФА. 2929/9. Зап. Конкка А. П. в 1980 г. в п. Калевала от Глухаревой И. М.
Крещенская баба поднимает воду и выходит из проруби
8
– Avannolla en ole käynyn, muuta kun vettä, tinavettä kävin. Se ol šemmoni käyntä, ei šuanun kaččuo ni kunnepäin, kun sen vejen kera matkuat jälelläh.
– Mitäpä jälelläh ei voi kaččoo?
– Totta se oli niistä mitä, kun piruo piti varata, ei pitän ni kunnepäin kaččuo. Oli sitä šemmoista, jotta muka vetehini tai Vierissän akka sieltä nousi ta nošti vejen, miula ei ollun, mie avanolla en ni konša käynyn (vanha rahvaš kerto), jotta se vetehini muka noušou sieltä, jotta se noštau vejen.
– Kysykö se vetehini mitä?
– Šanoko vain ei, a sitä šanottih, jotta vetehini noušou, noštau vejen. Sitä ei pie varata, jesli lähtöy vesi noušomah, siitä ei pie liikkuo.
Ei kartata, ei kesrätä, ei lampahie keritä. Ne piti jo kaikki ennen. Kolme netäliekö vierissän keški, ne piti jo kaikki ennen kesrätä, kartata. Tikuttua voi, a niitä töitä ei voinun. Voopše tikuttua vain voi, a muuta villaista ei voinun.
– На прорубь не ходила, кроме как за водой, для [литья] олова за водой ходила. При этом нельзя было смотреть ни в какую сторону, когда с этой водой идёшь обратно.
– Почему назад нельзя смотреть?
– Видимо, это было потому, что чёрта надо было бояться. Нельзя смотреть никуда. Было такое, что водяной или Крещенская баба оттуда поднималась и воду поднимала. Со мной не случалось, и на прорубь никогда не ходила. Старики рассказывали, что это водяной так оттуда поднимается, что он эту воду поднимает.
– Спрашивает ли водяной чего?
– Спрашивает или нет, а то говорили, что водяной поднимается, воду поднимает. Этого не надо бояться, если вода начнёт подниматься, не надо двигаться. Нельзя было картать, прясть, овец стричь. Это надо было уже всё заранее сделать. Три недели, что ли, Святки, и – всё это надо было уже заранее – спрясть, накартать. Вязать можно было, а всё остальное с шерстью – нет.