Спешно вызвал Никиту, а через минуту Никита уже постучал в условленную дверь в другом крыле отеля «Вепрь» и сообщил скромному магистру Страсбургского университета, что его сиятельство ждут их. Проводив магистра по полутемному коридору и закрыв но знаку Сонцева двери на ключ, Никита взвел курки в потаенных, лежащих в карманах его кафтана пистолетах и стал на караул.
— Так расскажите .мне вашу одиссею; дорогой барон...— обратился Сонцев к своему гостю, когда они остались одни.
— О нет, это не одиссея, а всего лишь путешествие скромного магистра Страсбургского университета через стан шведских викингов! — Барон Гюйссен с видимым наслаждением вытянул ноги, опустившись в старое кресло. И пока Сонцев записывал подробный доклад барона о дислокации шведских войск в Великой и Малой Польше, надобно сказать несколько слов о нашем загадочном ма-гистре-путешественнике.
Барон Гюйссен был действительно бароном Священной Римской империи германской нации, что наособицу было удивительно Сонцеву, знавшему постоянную тягу барона к мистификациям и его скептическое отношение к различной геральдике. Кому, как не барону Гюйссену, было знать по его службе тайного русского агента этот странный европейский мирок авантюристов и полушпионов, породивших впоследствии такие фигуры, как Казанова и Калиостро. Но барон Гюйссен, по наведенным о нем справкам, и впрямь был разорившимся немецким бароном, имевшим в своем баронстве шесть крестьянских дворов и одну еврейскую корчму. Но что еще более удивительно, барон имел подлинную ученую степень магистра Страсбургского университета. Понадобился же сей магистр русской дипломатической службе по причине того, что войны в XVIII веке уже усложнились так, что в Северной войне помимо открытых баталий велась еще одна война, слабо до того известная россиянам: война национальных идей и политических доказательств своей правоты. И шведы поначалу одерживали виктории не только на полях сражений, но и в глазах общественного мнения Европы. В Амстердаме и Гамбурге, Лондоне и Париже вовсю работали типографии и политические сочинители выпускали бесчисленные памфлеты, помещали статьи в газетах, печатали оды в честь шведского короля, что несется над полями европейских сражений, как новый Александр Македонский!
И все эти добровольные, наемные и полунаемные доброхоты шведского великодержавства удивительно согласно доказывали, что Европе грозит нашествие русских моголов, что на Востоке подымается на задние лапы русский медведь и удержать его не в силах ни беспечная Речь Посполитая, ни разделенная на триста немецких «курятников» Священная Римская империя и что только стальная стена великой Швеции способна остановить этот натиск с Востока. В конечном счете, как обернулось на поверку, граф Пипер, первый министр и канцлер шведской короны, не зря тратил тысячи крон, чтобы позолотить перья бойких памфлетистов. Финансисты Амстердама и Лондона, Гамбурга и Парижа, убежденные этими писаниями в том, что Карл XII, этот новоявленный крестоносец, поло-