— Я удивляюсь еще, как вам удалось сохранить серебро, Жаннет! — Август был воплощенная любезность.
«Знал бы ты, какой ценой я спасла это серебро,— Оржельская усмехнулась в душе, находя, что от Августа пахнет тем же сортом табака, что и от того шведского полковника Торстенстона, который стоял здесь тогда на постое...— В конце концов, все мужчины одинаковы, но Август — это одинаковость в кубе!» Жанна Оржельская обожала математические сравнения. Больше всего в жизни она любила четыре больших М — математику, мужчин, музыку и монастырь, позволявший обходиться без пятого М — ревнивого мужа.
— Мои молоденькие послушницы исполнят для вашего величества чудесную вещицу славного Перголези...
— Ах да, Перголези! Я на этой бесконечной войне так давно не слушал настоящей музыки!
Оржельская подала знак, и застучали шаги по винтовой лестнице, и показались хорошенькие и совсем открытые, черт возьми, стройные женские ножки. Впорхнула хорошенькая Коломбина, за ней другая хорошенькая девушка, выряженная Арлекином. Укрытый распятием, заиграл небольшой оркестр. Колокольчиком зазвенел тоненький альт Коломбины, сопровождаемый речитативом Арлекина. Август выпил еще бокал арманьяка и растрогался, пожирая Коломбину глазами.
«А куртизан-то мой стареет, зарится на молоденьких!» — встревожилась Оржельская. Но в эту минуту вошел фон Витцум и остолбенел от изумления. Он, как лютеранин, слышал, конечно, что у этих папистов в монастырях всякое бывает, но чтобы лицедейство у распятия!
— Вы, как всегда, некстати, Витцум! — упрекнул своего камергера и казначея король.
— Там русский посланник, ваше величество.
— Пусть подождет. Мы дослушаем Перголези.
Снова полилась чудесная музыка. Август блаженно
зажмурился. Он слышал эту вещицу в Венеции, во время своего первого путешествия по Европе, устроенного ему отцом в образовательных целях. Был тогда погожий апрельский денек, соленый ветер Адриатики приносил морскую свежесть, он убежал на прогулку один, без свиты, и прямо на площади какие-то уличные музыканты исполняли эту вещицу. Рядом с ним оказалась пышногрудая молоденькая венецианка, точно сошедшая с полотен Тициана, и под эту музыку они познакомились. И эта музыка, и тот вечер так опьянили тогда Анжелику, что она сама пригласила его, шестнадцатилетнего принца, в свою скромную квартиру. А потом некстати вернулся раньше времени ревнивый муж-нотариус, и, чтобы спасти честь дамы, молодой принц в кафтане и башмаках сиганул с третьего этажа прямо в канал. Наутро об этом происшествии заговорила вся Венеция, и муж дамы хотел вызвать его на дуэль. Но Сенат республики на неделю запретил все дуэли, оберегая жизнь принца. Счастливое было время. Перголези, Перголези! Но вот концерт и закончился.
— Представьте, ваше величество, в прошлом году меня посетил шведский король Карл. Перголези не произвел на него никакого впечатления! — рассмеялась Оржельская.— Он заявил, что ему нравится не итальянская музыка, а музыка пуль!
— Опять эта политика! — досадливо поморщился Август. И, хлопнув в ладони, распорядился Коломбину убрать до вечера, русского посланника впустить. Вслед за тем галантно поклонился Оржельской — ничего не поделаешь, Жаннет: политика — забота королей!
Князь Сонцев вошел как последний аккорд блистательного концерта Перголези: сияющий, в блестящем золоченом кафтане, новеньком завитом парике, обсыпанном тончайшей рисовой пудрой, в атласных штанах, шелковых чулках и в башмаках на высоких красных каблуках.
— Да это не московит, это какой-то любимец и баловень Версаля! — невольно вырвалось у Оржельской.
— А он и прожил там десять лет...— шепнул ей на ухо Витцум.
«Давно ли эти русские мужланы и шага не могли сделать в своих тяжелых варварских одеждах, спорили из-за каждого поклона перед иностранным монархом, словно в поклонах суть дипломатии. А теперь ишь какая позитура! — с тайной досадой про себя отметил Август.— И умен. Когда надо, горд, когда необходимо, любезен. Ка-ков-то он будет сейчас? И привез ли он царские ефимки?» Август поднялся, сделал шаг навстречу Сонцеву, заставил себя улыбнуться, пригласил за кофейный столик для беседы.
— Как поживает брат мой, царь Петр? Ждем его с обещанным русским сикурсом. Где он, когда и куда прибудет?
Прежде чем ответить, Сонцев вопросительно взглянул на красавицу монахиню. Август прервал этот вопрос широким жестом:
— У меня нет секретов от Жанны Оржельской!
Наградой ему был такой лучистый взгляд, что Август
прижал руку к сердцу. Сонцев отвесил любезный поклон Оржельской, беспечно ответил: