Поиск оказался удачным. Ночью переправились через Одер, бесшумно обошли шведскую заставу и на Варшавской дороге неожиданно напали на обоз авангарда армии Рёншильда. Взорвали фуры с порохом и прочим воинским припасом, захватили много солдатского добра: сапог, теплых плащей. Все это было уложено в тюки, приторочено- к седлам, а в солдатских фляжках булькала столь здоровая при непогоде огненная гданьская водка — разбили несколько бочек.
— Эскадрон, песню! — скомандовал Ренцель. Старый вояка сам ходил в поиск вместе с эскадроном, взял на абшид шведского офицера, чем был очень доволен. Эскадрон выполнил приказ фельдмаршала Шуленбурга,— шведский интендант-офицерик, притороченный к седлу вместо тюка, знал всю дислокацию шведской армии.
«Эх, черный глаз, поцелуй хоть раз!» — грянули выехавший в первый ряд песенники, и эскадрон, ровняя ряды, вступил во Флэтсдорф.
Посреди площади в пешем строю был выстроен весь полк. Ренцель и Роман, подскакавшие к Нелидову для рапорта, увидели рядом с командиром полка красноносого сутулого генерала, помощника Паткуля Гэртца, по вине которого добрая половина русского корпуса оказалась в окружении под Тюллендорфом.
Не дослушав победного рапорта Ренцеля, Гэртц высокомерно приказал ему спешить эскадрон и встать в общий строй.
Пробили тревожную дробь барабаны: слушай команду!
Но так как Гэртц ни слова не знал по-русски, то и приказал зачитать приказ командующего корпусом генерал-аншефа Паткуля командиру полка.
Нелидов выехал на середину каре мрачный, насупленный, в натянутой от холодного ветра по самые уши форменной треуголке и хриплым, простуженным голосом стал читать приказ Паткуля о переходе русского корпуса на службу к австрийскому императору — цезарю. Выходило, что корпус передавался на цезарскую службу сроком на один год для опыта. Русские солдаты обязаны были теперь проливать кровь в чуждой им войне за испанское наследство, ради интересов австрийских Габсбургов. Правда, придворный военный совет в Вене со своей стороны обещал оказать русскому корпусу всевозможные облегчения.
«Свобода вероисповедания неприкосновенна. Плата жалованья обеспечена,— простуженно хрипел Нелидов.— Господам офицерам гарантировано полное равенство в рангах с цезарцами. Австрийский гофкригсрат обещает ко всему тому русское войско употреблять только на Рейне иль в Нидерландах и единственно в крайнем случае в Италии».
Тревожным эхом отдавались эти слова для русских солдат и офицеров. Соглашение, подписанное Паткулем, уводило их еще дальше от русских рубежей и обещало им одно — конечную погибель в неведомых битвах ради чужих интересов. Ведь теперь предстояло сражаться не против коренных супротивников России шведов, а против неведомых французов, ради персоны неведомого цезаря.
Солдаты и офицеры стояли враждебно-угрюмые, точно полк выслушивал свой смертный приговор.
«Нет, из этих солдат не выйдет наемников-ландскнехтов...»— думалось Ренцелю, когда он вглядывался в лица своих драгун. Только несколько офицеров-иноземцев были явно довольны переменой, которая обещала им двойное жалованье и новые чины. Русские же офицеры смотрели столь же угрюмо, как и солдаты. Да и сам полковник...
Ренцель вдруг увидел, как Нелидов вроде бы случайно выпустил из рук Паткулев приказ и студеный декабрьский ветер подхватил и понес бумажку над крышами домов Флэтсдорфа. Приказ генерал-аншефа стал вдруг пустой бумажкой, коей свободно играл ветер. И ни Нелидов, ни кто из драгун не погнались за ненужной бумажкой. Одни офицеры-иноземцы бросились было ловить... но Нелидов остановил их.
— Сей Паткулев приказ для меня и моего полка...— крикнул он Гэртцу, враз излечившись от простуды, сильным и смелым голосом,— пустой клочок бумаги, пока под ним нет государевой подписи. Токмо сам государь имеет право передавать русский корпус на службу иной державе!
Состоявший при Гэртце молоденький офицер из штаба саксонского фельдмаршала Шуленбурга Карл Гохмут с удовольствием перевел ему слова полковника.
— Но это же бунт! — взбесился Гэртц. — Сквозь строй весь полк! Шомполов всем, не исключая и полковника.
Гохмут только пожал плечами:
— Боюсь, они растерзают и вас и меня, если я переведу им ваш приказ!
— Что вы хотите, из этих солдат никогда не выйдет наемников... — философически заметил Ренцель, — И я, старый ландскнехт, скажу, что они правы, что не хотят проливать кровь не ради родины, а ради денег.